Сергей Снегов - Хрононавигаторы (сборник)

— Видите, кто я? — Министр показал когтистой десятипалой лапой на сановный знак. — Вам ясно мое значение?

Трое хавронов склонили головы, что-то мысленно ответили. Кун Канна продолжал — даже в визге, сопровождавшем, как у всех дилонов, его мысли, слышалась повелительность:

— Мне нужно провести тайный допрос пленника. Выйдите из зала и охраняйте дверь. Никого не пускать, кроме Бессмертных. Идите!

Было ясно, что приказ министра Прогнозов и Ведовства показался охране странным. Трое хавронов переглядывались. Визги в голосе министра зазвучали еще повелительней — он повторил приказ.

Бедла повернулся к Баху, с колебанием произнес:

— Хаврон. Бедла, — и первый пошел к двери — так медленно, словно его толкали в спину и только потому он двигался.

— Хаврон. Кадла, — покорно сказал второй и последовал за Бедлой.

— Хаврон. Рудла, — угодливо воскликнул третий и поспешил за товарищами.

Кун Канна сделал знак Баху, во всех мирах имеющий одно значение: «молчи!»— и неслышно подобрался к двери. Там он постоял, потом воротился и четырьмя рядами зубов улыбнулся Баху. Бах показал на дверь.

— Что там происходит?

— Телепатня, — непринужденно ответил пленный министр.

— Телепатня?

— Ну, болтовня, говорня, трепотня — так на вашем языке? Я боялся, что они поднимут тревогу. Но они не осмелились нарушить покой Бессмертных. И убеждают один другого, что, вероятно, допрос раскроет большие тайны, раз я не разрешил им присутствовать. Впрочем, в данном случае они не ошиблись, иновременник.

— Так меня называл погибший Рина Ронна, твой земляк, — грустно сказал Бах.

— Я видел его в твоих последних воспоминаниях, которые не подал на экран, когда ты говорил с презренным Ватутой.

— Ты сказал?.. Я не ослышался?

— Ты правильно услышал. Презренный Ватута, Верховный Злодей Рангунии. Впрочем, он гордится своим мерзким прозвищем. Ватута собирается тебя казнить.

— Кагула говорил, что меня обрекут казни, если коллегия Бессмертных захочет этого.

— Бессмертные захотят всего, чего захочет Ватута.

— А зачем Ватуте казнить меня?

— Незачем.

— Но если незачем…

— Пришелец, ты рассуждаешь слишком по-человечески. У вас для всего должны быть причины. Нет причины для действия, нет и действия — вот ваше понимание.

— Сколько знаю, у дилонов понимание такое же.

— Нет, иное. Чтобы проверить силу причины, мы противопоставляем ей первопричину. И только если причина выдержит опровержение, мы действуем согласно ей.

— Знаю, вы пытаетесь опровергать даже законы природы.

— И опровергаем! Вы мыслите точно, мы мыслим широко, рангуны не мыслят. У них позыв к действию, а не к пониманию. И они не любят действия по воле причин. Любая обоснованность им кажется принуждением. Беспричинные поступки для них — единственно приятные.

— Ватута разъяснял, что ему хочется делать бесполезное, а не полезное. А я доказал, что моя казнь ему будет полезна и потому он не должен меня казнить.

— Я слышал твой ответ. Ты нашел отличный способ избежать смерти, я порадовался за тебя. Но обстановка переменилась. Я составил прогноз его поведения. Прогноз нехороший. Вы, люди, к чему-то стремитесь, вам всегда чего-то не хватает, вы ставите себе цели, вы меняете все вокруг ради исполнения цели. Это опасно. Вы можете внести полезную цель в бесцельное бессмертие рангунов. Это смертный приговор тебе.

— Какая странная логика в их бессмертии!

— Бессмертие и логика несовместимы. Бессмертие алогично. Завтра тебе предстоит доказать, что информация из твоих воспоминаний абсолютно бесполезна рангунам. Но тебя опровергнут. Твой план защиты развалится, как дом на песке.

— Кто меня опровергнет? Ты сам говоришь, что логика рангунам не дарована.

— Опровержение Ватута поручит мне, — сумрачно сказал дилон. — Я докажу, что в твоих воспоминаниях много полезного для Бессмертных.

— Значит, выхода нет? — Бах побледнел. В разговоре с Кагулой и Ватутой угроза казни воображалась чуть ли не шуткой, он не мог воспринять ее серьезно — игра слов, причуды обращения. Мрачный прогноз министра Прогнозов и Ведовства рисовал иную перспективу.

— Выход есть. Он опасен, но не более опасен, чем грозящая тебе смерть. И если удастся — реальное спасение. Много надо пережить мук, пока вырвешься на свободу.

— Смерть — единственное, чего не смогу пережить, — невесело пошутил Бах. — Все остальное — трудности. Трудности переживу. В чем выход?

— Защищайся оружием, а не словами.

— У меня нет оружия, Кун Канна.

— Я даю его тебе.

Пленный министр Прогнозов и Ведовства извлек из кармана приборчик, похожий на пистолет. Бах с удивлением смотрел на дилона. Кун Канна стал выше ростом, уверенность заменила бывшее смирение, визг, сопровождавший мысли, стал громче и резче, — но еще сильней переменились глаза. Пылают, сказал себе Бах. Из глубоко посаженных темных глаз лился красный свет воодушевление и ярость.

— Бери, бери! — требовал Кун Канна, всовывая в руку Баха оружие. Этот резонатор безотказен. Рангуны бессмертны, ибо их жизнь точно совпала с фазами двух светил. Но они разрушаемы. Удар извне может для каждого стать гибельным. Порази Ватуту!

— Ты уверен, что это гарантирует мне жизнь и свободу?

— Гарантии не дам, но возможность есть. Ватута испугается, когда увидит резонатор. А если ты убьешь его, перепугаются все Бессмертные.

Бах долго смотрел на возбужденного дилона.

— Кун Канна, почему ты стараешься мне помочь? Ведь это опасно и для тебя: Бессмертные допытаются, кто дал мне оружие…

— Не допытаются, если не скажешь. Я пленный. У пленных резонаторов быть не может.

— Ты украл этот резонатор?

— Я изготовил его. В их пустые головы не придет, что я могу это сделать. Они решат, что ты украл оружие у хавронов.

— Ты не ответил, Кун Канна, почему помогаешь мне.

— Ненавижу рангунов, разве не ясно? — Визг в голосе дилона стал еще резче и громче. — Посмотри на меня, пришелец. Неужели тебя не удивило, что министр Властителя такой униженный, такой покорный, такой угодливый? Разве ваши министры тоже так жалки?

— Твой внешний облик и твой ранг плохо вяжутся…

— Вот-вот, не вяжутся! Оскорбление и издевательство! Мой высокий ранг — это моя голова, мои знания, мое постижение событий. Рангуны кичатся, что их бессмертие ни в чем не испытывает нужды. Но я им нужен — за это они ненавидят меня. На пленнике легко выместить ненависть!

— Значит, это они предписывают тебе покорность и угодливость?

— Я сам предписал себе быть таким. Иным я бы не выжил. Уже не один дилон попадал к ним в плен — где они? Не хочу увеличивать список погибших.

— У тебя нет надежды на освобождение, Кун Канна?

— Какая надежда? Уж кого-кого, а меня Ватута не выпустит. Он знает: среди своих я значил побольше, чем министр у рангунов! В моем нынешнем жалком облике ты не разглядишь того, кем я был в своей стране, — сперва самого выдающегося из Различников, потом самым глубокого из Стирателей. Я получил ранг Отца Стирателя Различий, когда по возрасту еще во Внуки не годился. Великий Гуннар Гунна объявил, что передаст мне звание Старейшины Старейшин, вот каким я был! Подлые хавроны похитили меня сразу после его заявления. Ватута знал, что на таком посту я не потерпел бы их вечных нападений. Он презирает пользу, но опасается вреда — помни об этом!