Ольга Пашнина - Его звездная подруга

Сразу же, едва Брэнд оказался в палате, его обдало холодом. Где-то в углах шумели установки, качающие целебный газ в палату. Джен перевели из операционной в специальную палату, и теперь места было немного меньше, а ее кровать — ниже, чтобы посетители могли сесть в ногах. Аппаратура тоже не пугала сложностью и размерами, в основном все ограничивалось несколькими датчиками, которые тем не менее передавали полную информацию о состоянии здоровья Джен на компьютеры Гранта.

— Привет, — тяжело вздохнул Брэнд. — Упрямая до ужаса. Так и не хочешь просыпаться?

Он достал из рюкзака одеяло и отложил его в сторону. Затем вытащил плюшевого киланга. Глаза у игрушки смешно болтались над головой.

— Принес тебе зверя. Пока никто не видит, скажу, что в качестве извинений за то, что накричал на тебя. Хотя ты тоже хороша. Но я — больше, конечно. Ладно, лови травоядное.

Он уложил киланга рядом, придавив его рукой девушки. Картина получилась очень забавная и трогательная. Потом ему вдруг пришло в голову, что, если он хочет укутать Джен, придется ее приподнять, и игрушка наверняка свалится. Он пробормотал сквозь зубы, где видел Гранта с его лечебными мероприятиями, отбросил рюкзак и приподнял Джен за плечи, чтобы заодно поправить подушку.

Она была очень легкая и хрупкая. И словно бы спала. Волосы ей распустили, синяки под глазами убрало лечение. В целом Джен выглядела куда здоровее, чем когда приехала на станцию. Только сейчас она оказалась недвижима. Губы ее были сухие и бледные.

От Джен пахло лекарствами, но запах был едва уловимый и даже в чем-то приятный. А кожа только при первом прикосновении казалась ледяной и мгновенно грелась под его руками. Брэнд взбил подушку и принялся укладывать девушку на кровати. Хорошо, что нет больше этих громоздких трубок, с которыми лежали ранее все подобные больные. Ее можно без опасений переносить и двигать.

Он на мгновение замер, чтобы потрогать шелковые русые волосы. И неожиданно для самого себя потянулся к губам девушки. Согрел дыханием и осторожно поцеловал, чувствуя, как переворачивается все внутри от вспыхнувшего желания. Хотелось, чтобы она очнулась и ответила. Или хотя бы просто очнулась… и он бы поцеловал ее снова уже только за это. Ей нельзя вот так уйти, оставив его наедине со всем, что произошло.

Брэнд отстранился. Отвращение к себе достигло предела. Лапать бесчувственную девушку… Да, люди меняются. И мать Артена вряд ли могла предположить, во что превратится муж спустя восемь лет после ее смерти.

Он уложил Джен на кровать, укутав одеялом по самый нос. Снаружи торчала только голова девушки да башка плюшевого киланга.

— Не скучайте. — Голос его был хриплый и тихий.

Мужчина поднялся. Бросил последний взгляд на эту странную девушку и вышел, намереваясь прийти домой и снова напиться.

И уже дома, допивая третий стакан виски и чувствуя, как хмель уносит его куда-то далеко-далеко, туда, где не было отвратительного ощущения собственных ошибок, получил сообщение от Гранта.

«Джен очнулась».

Джен

— Ну и ерунда мне снилась, — пробормотала я, все еще слабо соображая после пробуждения.

Потом увидела Гранта, склонившегося надо мной. И Артена.

— Как прошла операция?

Артен так счастливо улыбнулся, что я все поняла и тоже попыталась порадоваться. Получилось не очень хорошо. Едва я пошевелилась, острая боль пронзила позвоночник, и я охнула.

— Что за…

— Джен, ты почти четверо суток была в коме, не шевелись так резко.

В коме?! Что такого случилось, что я четыре дня провалялась овощем?

— Мы не знаем, что стало причиной, но очень рады, что ты очнулась, — сказал Грант.

Уже в следующую минуту на меня навешали кучу разных датчиков, приборов, проводов, экранов. И врач принялся снимать показания.

— Холодно. — Я поежилась.

— Папа принес тебе одеяло. Холод необходим для восстановления. О, кто это?

Артен достал из-под одеяла нечто плюшевое, напоминающее лупоглазого богомола. Странного красно-зеленого цвета.

— Это киланг, — пояснил Грант. — Травоядное с планеты под названием Клария. Ездовое, между прочим. Милая игрушка, Брэнд принес?

— Не знаю, — пробормотала я, снова вспомнив странный сон.

Там точно был Брэндон Эко, а еще… еще дождь, и люди, и какое-то странное ощущение, ни с чем не сравнимое. Словно приятная дрожь вкупе с зарождающимся где-то внизу живота напряжением. К сожалению, я не успела обо всем этом подумать. С меня сняли все датчики и заставили выполнять какие-то задания. Я дотягивалась пальцами до кончика носа, называла цвета фигур на экране, указывала руками то вправо, то влево, то вверх, то вниз. И все это продолжалось, наверное, с час, на протяжении которого Артен не покидал мою палату.

— Где Миранда? Как она? — спросила я, когда Грант дал мне небольшую передышку на еду.

— Все хорошо, выздоравливает. Спасибо тебе, Джен. Огромное.

Я улыбнулась этому славному парню, который таки спас свою сестру. И поняла, что помимо самой спасенной не хватает минимум одного. И почему я так удивилась отсутствию Брэнда?

— Где твой отец? Все еще злится на то, что я плохо влияю на тебя?

Артен побледнел и отвел глаза.

— Он… кхм… понимаешь… в общем, на него столько всего свалилось, что он немного расслабился, выпил. Потом пришло сообщение, что ты очнулась, он рванул к флаеру, а система учуяла алкоголь в его крови и заблокировалась. Теперь ему надо пролежать минимум семь часов во флаере, дыша вытрезвляющим газом. И тогда система безопасности разблокирует двери. Так что он спит.

Я не сдержалась и фыркнула, живо представив себе картину. Потом принялась осматривать киланга, который после тщательного изучения был сочтен милым. Я никогда не спала с игрушками, да и в доме их не водилось. Но эту сохраню как подарок, пусть даже и Брэнда.

На обед (или завтрак?) мне дали нечто жидкое и слабосоленое. Я скривилась, но разжалобить Гранта не вышло.

— Мы будем ежесекундно наблюдать за тобой и кормить тебя так, чтобы постепенно вывести на нормальный режим. Я не исключаю повторения комы. Потому что не знаю, что стало причиной. Не спорь, Джен!

Я и не спорила. Уже тот факт, что я очнулась здоровой, относительно бодрой и веселой, говорил о том, как мне повезло. И повторения я не хотела, пусть и не помнила состояния комы. Мне гораздо больше нравился этот мир, яркий, цветной. Даже при отсутствии сильных эмоций он был мне дорог.

— Миранда знает? — спросила я, укладываясь обратно под одеяло.

— Да, мы ей сказали днем. Сейчас она спит, но кричала — ужас. Поговоришь с ней, как окрепнешь, ладно?

— Конечно. Что ж, хорошо то, что хорошо кончается. Не надо на меня так смотреть, я не собираюсь опять отключаться. По крайней мере, осознанно.