Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Том 19

— Возможно, — неохотно согласилась она. — Но вдруг горные обезьяны настолько хитры, что могут обмануть даже сторожевых роботов? Ты сам понимаешь: даже если подобное происходит не слишком часто, оно может послужить поводом для беспокойства.

Предположим, обезьяны уже достигли такого высокого уровня развития, что научились изготовлять орудия, с помощью которых можно взламывать засовы и вскрывать двери. Мне кажется, никто так и не исследовал по-настоящему их повадки. Обычно они избегают встреч с людьми и таятся в лесных чащах, далеко от жилья. Только жители тех поселений, которые, как Звездар, находятся у опушки большого леса, имеют возможность иногда мельком увидеть издали кочующую стаю обезьян. Не забывай, нас всего лишь десять миллионов и мы рассеяны по всей планете. Она слишком велика, чтобы мы смогли узнать о ней все. — Казалось, Эльфави уже совсем успокоилась. Она обвела взглядом лощину, бурлящую реку, небо, где все так же кружила, высматривая добычу, хищная птица, и улыбнулась. — Ихорошо, что мир таков, — сказала она. — Неужели ты захотел бы жить на планете, где нет никаких тайн и природа окончательно покорена?

— Нет, — согласился Ворон. — Думаю, поэтому-то прежде всего люди и начали летать к звездам.

— Да, и когда они познают все тайны близлежащих звезд, им придется забираться все дальше, — бросила Эльфави с жалостью, в которой при желании можно было уловить и самую малую долю презрения. — Мы предпочитаем не выходить за границы уже познанного.

— Мне нравится такой подход, — сказал Ворон. — Только не понимаю, какой смысл оставлять на свободе явную угрозу? Что ж, посмотрим, что это за горные обезьяны, и если все ваши неприятности из-за них, мы найдем на этих тварей управу.

У Эльфави отвисла челюсть; девушка смотрела на Ворона невидящими глазами.

— Нет, — выдохнула она, — вы их не истребите!

— Хм-м… да, правильно, вы ведь сочтете это безнравственным, так? Ну хорошо, пусть они как вид остаются жить. Но их можно уничтожить в населенных местностях.

— Что?! — Она вырвала у него свои руки.

— Подожди, подожди, — запротестовал Ворон. — Я же знаю, у вас нет никаких предрассудков насчет священности жизни. Вы ловите рыбу, охотитесь и забиваете домашних животных — не для развлечения, но по экономическим причинам — и делаете это с превеликим удовольствием. Какая же тут разница?

— Обезьяны могут быть разумными!

— Возможно, хотя и на очень низком уровне. Меня бы это не остановило. Но если вы такие чистоплюи, полагаю, их можно просто на время усыпить и перевезти по воздуху на дальнее плато или еще куда-нибудь. Уверен, они ничего не будут иметь против.

— Остановись! — Эльфави вся сжалась. Сквозь облегающую тунику, оставлявшую открытыми загорелые руки и ноги, было видно, как напряглись все мышцы ее прекрасного гибкого тела. — Неужели ты не понимаешь? Без Ночных Ликов нельзя!

— Ну-ну, не так резво, — сказал Ворон и протянул к ней руку. — Я только предлагал…

— Оставь меня в покое! — Она вскочила на ноги и с плачем бросилась бежать по тропинке; по дороге она чуть было не задела Тольтеку, но даже не заметила его.

Ворон выругался — в голосе его не чувствовалось злости, скорее горечь и боль — и бросился за ней. «Это уже чересчур!» — подумал Тольтека, внезапно вспылив, и вышел из своего убежища.

— Что здесь происходит? — требовательно осведомился он.

Ворон плавно перешел на шаг и остановился.

— И давно ты подслушиваешь? — спросил он вкрадчивым, как мурлыканье тигра, голосом.

— Достаточно долго, чтобы слышать, как она просила тебя не приставать. Вот и не приставай.

Некоторое время они стояли лицом к лицу. Пробивавшиеся сквозь лесную сень солнечные пятна сплошь расшили золотом черный плащ Ворона. Легкий ветерок от водопада бросал брызги прямо в лицо Тольтеке. Он ощущал на губах их прохладу, а в ноздрях — солоноватый запах, похожий на запах крови. «Если он на меня бросится, я буду стрелять. Да, стрелять».

Ворон тяжело вздохнул, его тяжелые плечи заметно обвисли.

— Наверно, это и к лучшему, — сказал он и отвернулся к реке.

От такого неожиданного поворота дела Тольтеке показалось, что стена, на которую он опирался, обрушилась. Он с ужасом осознал, что держал руку на рукояти пистолета, и поспешно отдернул ее. «Илем! Что со мной творится?»

«А что бы случилось, если бы…» — Тольтеке потребовалось все его мужество, чтобы не обратиться в бегство.

Ворон выпрямился.

— Твое благородное негодование делает тебе честь, — язвительно бросил он через плечо. — Но уверяю: я всего лишь пытался уберечь ее от гибели в одну расчудесную праздничную ночь.

Хотя потрясение еще не прошло, Тольтека ухватился за возможность сгладить впечатление.

— Знаю, — ответил он, — но тебе нужно уважать чувства этих людей. При контактах различных культур случается порой всякая чертовщина.

— Угу.

— Ты слыхал, к примеру, почему прекратилась торговля с Ориллионом, почему никто туда не летает? Поначалу он казался самой многообещающей из всех вновь открытых планет, на которые нам удалось набрести. Честные и сердечные люди. Настолько сердечные, что мы не смогли бы вести с ними никаких дел, если бы и дальше отклоняли их требования связать себя с ними узами личной дружбы… что означало, помимо всего прочего, вступление в гомосексуальную связь. Нам так и не удалось растолковать им, почему это в нашем понимании недопустимо.

— Да, я об этом слышал.

— Ты не должен врываться в святая святых этих людей, как артиллерийский снаряд. Подобные запреты коренятся в самой глубине подсознания. Люди не в состоянии мыслить о них в логических категориях. Предположим, я бы высказал сомнения в чести твоего отца. Ты бы, вероятно, убил меня за это. Но если бы ты сказал нечто подобное мне, моя реакция была бы намного слабее, во всяком случае, я бы не стал жаждать крови.

Ворон снова повернулся к нему и сухо спросил, подняв одну бровь:

— А какие у тебя самые чувствительные струнки?

— У меня? Ну… семья, пожалуй, хотя это чувство и не так сильно, как у лохланцев. Моя планета. Демократический способ правления. Я не против дискуссии на любую из этих тем и не полагаю их выше сомнения. Я не считаю возможным драться, если нет непосредственной физической угрозы, и не считаю себя непогрешимым. Я допускаю, что мои убеждения могут быть совершенно ошибочны. Во всяком случае, предела совершенству не существует.

— Автономная личность, — сказал Ворон. — Жаль мне (тебя. — Ион быстро заговорил: — Но на Гвидионе есть какая-то опасность, особенно во время так называемого сезона Бэйла. Я узнал, что какое-то животное — горная обезьяна — считается ее причиной. У тебя нет сведений об этой твари?