Борис Георгиев - Третий берег Стикса (трилогия)

— Батюшка сказывал, что сейчас к вам спустится, — суетилась, сопровождая гостя, Аксинья.

— Некогда мне ждать, женщина, — строго проговорил молодой голос.

Матвей поспешно закрыл дверь и задвинул засов. Выяснилось, что и на этот раз он поступил правильно. Ручку задёргали и спросили: «Сюда идти?»

— Нет, не сюда, далее. Здесь гости обретаются. Спят они ещё, — с готовностью ответила Аксинья.

— Гости? — настороженно спросил за дверью молодой голос. — В доме чужие? Кто такие?

Матвей не стал дожидаться развития событий, зашептал Саше, подпихивая к окну: «Давай, быстренько».

— Куда? Зачем? — удивился Волков, но Джокер не дал ему времени сообразить что к чему, заставил вылезти через окно на крышу. Режим левитации включать не пришлось — прямо под скатом обнаружилась плоская крыша сарая.

— Не грохочи копытами, — прикрикнул грозным шёпотом Матвей и тут же спрятался. Саша услышал из окна его комнаты: «Сейчас открою, чего ломитесь ни свет ни заря», — поспешно спрыгнул в огромную кучу сена. Выбрался из неё на четвереньках, осмотрелся, отыскал дверь сарая и туда опрометью кинулся, чтобы сборщик податей не заметил, если решит выглянуть из окна. Зачем было от мытаря прятаться, так и не понял, но решил на всякий случай послушаться провожатого, поскольку не хотелось наломать дров по незнанию.

Чего-чего, а дров в сарае хватало. По правую руку от входа — поленница под самую потолочную балку. Верёвки какие-то и ремни по дальней стене развешаны. По левую руку здоровенный стог сена, к пухлому боку его приставлена корявая лестница. «А ничего тут у них», — подумал Волков, задрал голову к потолку и стал разглядывать звёздный узор из просвеченных насквозь дырок крыши.

В косых лучах танец пылинок, пахнет сеном и пилёным деревом, здорово…

«Ох-х!» — вскрикнул болезненно Саша и схватился за ушибленное колено.

На самом проходе, под траченной червями балкой сучковатый чурбан, установленный «на попа». «Сволочь такая. Как нарочно прямо под ногами поставили. Можно бы и на него присесть, но лучше прилечь вздремнуть, пока суд да дело. И спрятаться не мешает, но где? — раздумывал Саша, оглядываясь. — Ага, ведь недаром здесь лестница. На сене полежать приятно должно быть, если верить тому, что об этом написано. Только бы не подломилась лестница, очень уж хлипкая».

Но ступени выдержали вес капитана Волкова, он перебрался через последнюю перекладину и лёг на спину, а руки заложил за голову.

Ничего особенно приятного, оказывается, в лежании на сеновале нет, врали романисты. Колет спину, щекочет руки и шею, насекомые какие-то сразу накинулись. Пахнет, правда, приятно, успокоительно, и смотреть на пляску пылинок в игольных лучиках света тоже хорошо. Дворовая собака поворчала и затихла, дремота исподволь стала брать верх над Волковым, как вдруг опять поднялся на подворье батюшки Анастасия шум, заорали на четыре голоса:

— Ты куда?.. Ты чего, а? — покрикивал незнакомый мужской голос. — Стой, дура!

— Батюшка! Да что же это делается?! — вопила истошно Аксинья.

— Не противься установлениям, глупая! — увещевал, подвизгивая, староста. — Это дело княжье! Указ, понимаешь ты?! Заветы пращуров! Послушание!

— Не-е-е! — пищал с рыданием девичий голос, от звука его у Волкова поджались уши. — Не хо-о…

— Куда?!

Шаги быстрые вниз по лестнице, снова грохнул лаем дворовый пёс. Волков привстал, пытаясь понять, что происходит там, на крыльце.

— Догоню же всё равно, — сообщил молодой голос и вниз по лестнице забухали через ступеньку шаги.

Лёгкая тень мелькнула, заслонив свет, лившийся сквозь щелястую стену сарая, распахнулась дверь, и у Волкова перехватило дыхание, когда узнал Марию, гончарову дочь. Рубаха на плече разорвана, волосы рассыпались. В полутьму сарая бросилась, замерла у стены загнанным зверьком, прикрыв рот рукой, чтобы не дать вырваться крику. Не то что оглядываться, шевельнуться боялась и Волкова не заметила. Но таилась зря. Дверь широко распахнулась, на усыпанный щепками и соломой пол легла длинная тень.

— Говорил же, догоню, дурища, — сказал ломающимся молодым баском волкодав, вошёл и прикрыл за собой дверь. Волков всё ещё не понимая, что происходит, с места не двигался, поэтому и не был замечен мытарем. «Нескладный какой, сверху низкорослым кажется», — подумалось Волкову.

Мария ничего не ответила, лишь к стене прижалась плотнее, заслоняясь рукой.

— Тебе чего, на сене больше нравится? — усмехнулся волкодав и стал подходить, расставив в стороны руки, но тоже не разглядел чурбак: «Ах ты, с-сука…» Это его только раззадорило. Бросился, схватил Марию за руки, стал заводить за спину, бормоча с придыханием: «Куда ты, сука, денешься».

— Не… Хочу… — задыхалась Мария, кричала: — Нет!

Потом заплакала в голос, дёрнула головой, и…

— Ох ты! — охнул в нос волкодав и отскочил. — Бодаться, да? Коза драная, ну…

И он с размаху ударил Марию кулаком в лицо.

Волков не заметил, как оказался внизу, должно быть, скатился по лестнице. Контроль над собой потерял, когда увидел, как дёрнулась от удара голова девушки. Происходящее смялось в безобразный ком: звук удара, кровь на белой коже подбородка и на разорванной рубашке алое пятно, планки лестницы, спина взбесившегося не человека, а волкодава. Который не только не отпрянул в ужасе, заметив, что наделал, но кинулся вновь и снова схватил жертву за руки. «Бесноватый зверь», — мелькнуло у Волкова, он поймал злобного щенка за шкирку, потащил, и, развернувшись, швырнул в поленницу. На секунду увидел прямо перед собой трясущийся от немого плача, кроваво окрашенный подбородок Марии, и почувствовал, как всё смерзается внутри от дикого желания убивать. Предупреждение о самозапуске «Афины» оставил без внимания, надпись: «Внимание! Опасность!» тоже проигнорировал, развернувшись, нашёл противника: оказалось, тот успел выбраться из разваленной поленницы и теперь в руке его, почему-то отставленной в сторону, был пистолет. Ствол его выписывал кренделя.

— Не подходи, нечистый, — предупредил неуверенно белоглазый и дёрнул пистолетом, нацеленным в божий свет.

— Нечистый, говоришь, — процедил сквозь зубы Волков (успел-таки до некоторой степени овладеть собой) и двинулся вперёд, ещё не совсем чётко представляя, что будет делать с насильником. Позади тоненько всхлипнула Мария, от этого звука Саша снова потерял голову и обнаружил вдруг, что выкручивает волкодаву руку, ту, в которой пистолет. Грохнул выстрел, в нос ударило кислой гарью, рука волкодава, показавшаяся удивительно податливой, завернулась, выронив оружие, а сам он обмяк и повалился под ноги. «Я его в стену головой приложил», — сообразил Саша, наклонился. Жив волкодав, шевелится: «Надо бы связать его чем-нибудь». На глаза попали ремешки, словно специально на стену повешенные, осталось только воспользоваться. Опыта в таком деле — руки ему скрутить, — не было у Волкова, — ноги тоже надо бы, — но кое-как справился, потом подобрал выпавший пистолет, осмотрел — нет, у фрилэндеров не такие были, — и сунул в карман. Затем поднял голову — куда он пальнул? — в доске разглядел отверстие, — ну, слава небу, обошлось на этот раз, — после этого выпрямился и глянул на девушку.