Денис Ватутин - Легенда вулкана

— Контакт! Вводите адреналин… Пульс нитевидный… Синтез — тридцать процентов… Готово… Газ… Дайте газ…

Я висел под потолком овальной белой комнаты… Что? Страшно? Да…

Лицо бородатого седовласого мужчины склонилось надо мной.

— Ты в порядке?!

— Сатана здесь? — словно сквозь ватную кашу спросил я.

— Тут… там… в коридоре… — Мужчина в простыне нервничал.

— Скажи: а инопланетяне есть?

— Сынок, какие инопланетяне? Что ты ерунду… ой… прости… Посейдон разбушевался… Я не успел… не успел… Прости… Посейдон пока спит… а Тифон работает… он работает на нас…

Я смотрел на седого могучего старца, который разговаривал с постелью и одновременно будто затылком говорил со мной, висящим под потолком…

— Тетя Марта тебе гостинцев передавала…

Запах формалина и хлора…

— …Говорят, еще три недели…

— А мы с мамой купили тебе робота — как настоящий: ходит, глазами сверкает, и лазер у него светится…

— Да ну их, этих роботов, в реактор…

— Защищает от дурного глаза…

— Хочу космическую ракету! С пушками! И видеокамеру, как у того дяденьки…

— Вот когда выздоровеешь…

Я открыл глаза, и темнота ушла…

Медленно, сквозь мутно-серую пелену проступала картинка, как в старинной кювете с проявителем: тогда изображения делали вручную.

На бюро стояла коричневая дугообразная лампа, словно созданная из прессованной ржавчины, бросавшая луч на поверхность.

Эта поверхность из орехового шпона, эта столешница, напоминала рельеф местности, снятый с большой высоты, со спутника… Какие-то промоины, горизонтали высот, впадины и озера. Выцветшие структуры царапин. Глубина линзы из морилки и лака, местами прорезанная черными угольными бороздами ожогов от жала раскаленного паяльника.

Казалось, будто я смотрел сквозь ржавое осеннее марево на дно змеящегося резвого ручейка. Плыл и дрожал воздух.

Звуки и запахи мягкими ростками врезались в меня.

Я услышал шум… и запах: мазутно-земельный, пропитавшийся дымом…

Шел дождь… пахло сырой осенью.

Воздух был свербяще-свежим: в ноздри резко и бесцеремонно врезался озон и гниль.

Все в одночасье стало сырым и холодным. Сквозь туман пепельных облаков изредка проступали вспышки ионных зарниц.

Телескоп покоился в футляре, окно было закрыто, и только форточка дышала этим темным и забродившим воздухом.

В комнате царил какой-то нежилой хирургический порядок: все вещи вклинивались друг в друга, словно зубья шестеренок, будто детали электронной платы.

Казалось бы, все это естественно: обычное дело… Священная круговерть…

С кухни донесся зловещий вой на четыре тона — это закипел старинный дедушкин чайник. Раньше меня этот звук заставлял вздрогнуть, а теперь — ничего, привык. Даже нравится.

Я привычным жестом вытащил из пачки сигарету, взяв разогретый паяльник и прикурив от его жала, — красно-оранжевыми трещинами разошелся кончик сигареты.

Стало теплее… Запахло незнакомым ватным дымом.

И вдруг раздался переливистый звонок в дверь, выбивший меня из равновесия. Я встряхнул головой, увеличивая приток крови к мозгу, поскольку был еще во сне.

Не зная, куда бежать прежде — на кухню или к двери, — я решил, что к двери предпочтительнее: незваный гость, услышав первобытный вой, поймет, что потревожил…

И под вой чайника я открыл дверь…

На пороге стоял мужчина в черной шляпе, с которой капала вода, и в мокром черном плаще. Он блестел под скудными лампами лестничной клетки, отражая все сорок ватт призрачной ионизации.

— Ты меня пустишь? — Он вскинул черные густые брови.

— Заходи. — Я неожиданно для себя улыбнулся. — А где папа?

— У него сейчас трудности… Ты же знаешь. А я ему помогаю с эгидой. — Он раскрыл зонтик, поставив его в углу, и повесил шляпу на крючок в прихожей — с нее скатились жемчужины маленьких капель. — Я уберу, — сказал он торопливо.

— Нет, я. — Продолжая улыбаться, я открыл дверь туалета и вытащил ногой тряпку.

Он прошел на кухню в одних носках, оставляя за собой мокрые следы, и вой чайника утих.

— Ты до сих пор не пользуешься пьезо? — раздался голос с кухни.

— Да, — я возил тряпкой по полу, — привычка, понимаешь.

Через пару минут мы сидели в креслах и курили.

— Не ждал меня, наверное? — Сиреневые губы надломились в усмешке.

— Да вас кто разберет… — начал было я.

— Ой! — Он комично схватился за сердце, вернувшись в коридор. — На себя посмотри, родственник…

— Зачем ты пришел? — спросил я, наливая себе портвейна.

— А как ты думаешь? — Он сделал губами мертвую сизую дугу.

— Хватит! — Я впервые повысил голос. — Вы, мои милые, психа из меня сделали…

— Твоими же руками! — Он ударил по коленям.

— Все! — крикнул я, закашлявшись дымом. — Слышать ничего не хочу! Ты тут на кой?!

Он выпустил дымное облако гаванской сигары и медленно ответил:

— Ты, кажется, хотел… ну ладно, просил. — Он взял бутылку пива и небрежно сковырнул пробку пальцем. — В общем, у тебя было дело?

Я потупился.

— Ну да, — ответил я нехотя, — от тебя не…

— Не… — улыбаясь, ответил он.

— Ну… ты мне объясни… — Я затянулся и хлебнул портвейна. — Вся эта хрень — это прикол?

— Фи, мон дью! — Он поморщился. — Что за выражения! Прикол! Кого-то пытались приколоть?

— Да! — выкрикнул я. — Меня! Тебе мало?! ТЫ!!

— Спокойно… спокойно. — Он вынул из кармана деньги.

Они были мокрыми… разбухшие бумажные банкноты…

Нелепой раскисшей тряпкой он выбросил их в форточку.

— Прости… — я сконфузился, — я просто хотел узнать…

— Ну? — Он вопросительно сощурился.

— Скажи… Каким образом можно вынести это священное сумасшествие, напоминающее танцы и кривляния юродивого?..

Я допил свой портвейн, и пустая бутылка отлетела к куче себе подобных, звонко стукнувшись донышком…

— Прости, мой мальчик, — он, призадумавшись, улыбался, — видишь ли… А как тебе вообще все это кажется?

Он внезапно расцвел: таким я еще его не видел… Он покрылся парчовым черным халатом, рядом с его ногой показалась породистая борзая.