Алексей Корепанов - Зона бабочки

«Ага, Загробье, как же! Это если с той стороны смотреть. Какое, на хрен, Загробье?!»

Встретили его, однако, не весьма любезно.

— Надпись видите? — хмуро осведомился плечистый крепыш лет тридцати, с обветренным лицом и трехдневной щетиной.

Вероятно, он был тут за главного. И, похоже, вчера крепко пил.

— Вижу, командир, — дружелюбным тоном ответил Герман, останавливаясь перед ним. — Здравствуйте.

Остальные четверо стояли у веревки (это оказалась именно веревка) и за автоматы хвататься не спешили, как и командир. Было им лет по двадцать пять или чуть больше, и физиономии у них были вполне привычные, славянско-татаро-монгольские, с примесью мери, чуди, карелов, удмуртов и прочих в том же духе — то есть типично русские, — и тоже слегка небритые.

— Что, и на автостанцию пройти нельзя? — поинтересовался Гридин, не дождавшись ответа на свое приветствие.

— Автостанция закрыта, — пояснил командир. — Газет не читаете?

Он перевел взгляд за плечо Гридина, глаза его масляно блеснули, и Герман понял, о чем подумал бравый воин. И не стал его разубеждать.

— Не до того было, командир, — сказал он и изобразил многозначительную улыбку.

Ему было вдвойне легко оттого, что имел он дело не только не с призраками, но и не с орками или какими-нибудь инопланетянами. Обыкновенные служивые, которым велено «не пущать» — вот они и «не пущают». Да, полубредовая зона все-таки была не каким-то там мистическим Загробьем не от мира сего, а вполне конкретной «нашенской» территорией, в Поволжье, Сибири или на Дальнем Востоке, на которой что-то произошло. Может, утечка галлюциногенных веществ. Правда, у бойцов не было ни противогазов, ни респираторов…

— А почему туда нельзя? — спросил Гридин. — Что случилось?

Командир переступил с ноги на ногу, как битюг, только не копыта у него были, а берцы с квадратными носками, и все-таки снизошел до объяснений всяким штатским:

— Про Чернобыль, думаю, слыхал?

— Как и ты, — не удержался Гридин, подчеркнув это «ты». Он не помнил, чтобы пил с этим армейцем на брудершафт.

Чернобыль… Как там сочинил Юра Панов?

Спросил водитель, выйдя из машины:

«Эй, друг, где тут дорога на Чернобыль?»

Я не ответил — мы, мутанты, немы…

— Ну вот, в таком разрезе, — сказал военный.

— Если бы как Чернобыль, вас бы тут не стояло, командир, — заметил Герман.

— Умный, да? — Тон у служивого был вполне беззлобный. — Я же не сказал: «Чернобыль». Здесь — нормально. Там, — он мотнул головой в сторону веревки, — нет. Ты, типа, развлекался, а мы оттуда трупы вывозили. — Он помрачнел: — Дело серьезное, газеты почитай. А если ехать надо, топай на железку, поезда ходят.

— Трупы? — переспросил Гридин. — Почему — трупы?

— Потому что мертвых называют трупами, — терпеливо пояснил военный. — Мертвые трупы, если так понятней. Не я придумал. Полезешь туда со своей барышней, будет ровно на два трупа больше. А их и так хватает. Так что давайте, шагай назад.

— Почему трупы-то? — еще раз спросил Гридин. — Что там такое стряслось?

— Выясняют. Выяснят — сообщат. Что-то на объекте приключилось. Хуже некуда. Так что идите, газеты читайте, радио с телевизором слушайте.

— Ну, спасибо, командир, — медленно сказал Герман. — А живые там есть?

— Если и есть, то, считай, уже неживые. Берегите себя.

— Спасибо, командир, — повторил Гридин. — Обрадовали вы меня по самое «не могу».

— Сами радуемся, — буркнул армеец, и Герман только сейчас понял, что тот не с похмелья, а, наверное, просто устал.

Трупы… Это была поистине неожиданная новость. А как же маячок?…

— Ну… удачи вам, — сказал Гридин и, скользнув взглядом по продолжавшей стоять у веревки четверке автоматчиков, повернулся и медленно направился назад, к одинокой девушке.

За спиной хмыкнули и сказали:

— И вам тоже.

Герман возвращался неспешным шагом, засунув руки в карманы куртки и сосредоточенно разглядывая асфальт. От окружающего он не отключался, но основное внимание уделял не тому, что находится вокруг, а собственным мыслям. Тут было над чем подумать.

Девушка встретила его нетерпеливым вопросом:

— Ну что? — Она соскользнула с ограждения. — Пойдете в обход?

Герман остановился перед ней. Окинул взглядом ее небольшую ладную фигурку. Серьезное лицо, в глазах ожидание, и бабочка на руке…

— Ты знаешь, что тут произошло, — произнес он безапелляционным тоном прокурора. — Тут какой-то объект… Думаю, не просто кондитерская фабрика, и не пивзавод, а что-то посерьезнее. Там крупные проблемы. Есть жертвы. Ты это знаешь, но мне не сказала.

— Поменьше их слушайте, — Ира отнюдь не выглядела смущенной. — Нигде ничего не произошло. Это все иллюзия, Герман!

— Иллюзия, говоришь? — невольно скопировал Гридин манеру красноармейца Сухова. — Блок-пост это иллюзия? Ты знаешь, я так не думаю.

— Теряем время… — вздохнула девушка.

Герман прищурился:

— Знаешь, что, милая? По-моему, тебе позарез надо кого-то оттуда вытащить. Тайком. Кого именно, почему тайком, и зачем это тебе или кому-то еще нужно, и кто ты — не знаю. Может, все-таки давай начистоту, а? Мы ведь, как я понимаю, партнеры? Или как?

Девушка вновь вздохнула и метнула на него взгляд исподлобья:

— Долго объяснять… Да вы и не поверите, у вас ограничитель в голове. А вот там, — она мотнула головой в сторону автостанции, — сами все поймете. Все вопросы отпадут, честное слово!

— Да? — с иронией произнес Гридин и вновь скопировал Сухова: — Все вопросы, говоришь? Думаю, там вообще все отпадет, и голова с ограничителем тоже.

Он посмотрел через плечо. Автоматчики снова расхаживали вдоль веревки, за которой находилось что-то смертельно опасное. Сирена молчала, — но разве будет она реагировать на такое? Это же не выстрел, не кирпич с крыши, не убийца за углом с ножом в руке, а… А — что?…

Гридин взобрался на ограждение, на то место, где до того сидела Ира. Хорошее настроение улетучилось, жизнь теперь представлялась довольно ядовитой штукой. В ней было место подвигу, а подвигов Герману совсем не хотелось.

— Ну зачем вы рассаживаетесь, Герман? — упавшим голосом спросила девушка. — Нужно идти. Ведь совсем немного осталось. Дворами пройдем, я дорогу знаю.

— Прямиком на небеса, — усмехнулся Гридин и тут же согнал с лица улыбку. — Подожди-ка, детка. Мне подумать надо. Хорошо подумать.

Вокруг было тихо и как-то обреченно. Теперь задание Гридину совершенно не нравилось. Совершенно.

Работа у Зимина шла со скрипом, потому что думалось ему совсем о другом. Промаявшись с полчаса, он решил прибегнуть к уже опробованной уловке. Отложил казавшийся бесконечным текст о разветвляющихся мирах и выбрал другой — коротенький рассказ. И пошел на него в атаку, как «Спартак» на «коней».