Владимир Журавлев - Охота на тринадцатого

— Штурмуй. За нами ходила охрана из десантуры? Старшина договорится, пусть на дело поработают.

— Кэп, ты понимаешь, что сейчас сказал? — подал голос старшина. — Штурм арсеналов для тебя означает не штраф — эскадру, а сразу расстрел. На месте.

— Понимаю, — безрадостно усмехнулся офицер. — Знаешь, как лучше? Можешь занять мое место.

Старшина подумал — и четко кинул руку к пилотке:

— Есть договориться с десантурой, есть захватить арсенал.

— Ребята, на вас психушка накатила или… — недоуменно начала чернявая.

— Не придуривайся, Сашка, все ты понимаешь! — поморщилась белокурая комэск-1. — Флот на грани уничтожения, нам надо отбиваться от европейцев, и ребята делают, что могут.

— Да, я понимаю! Я понимаю, что на базе мятеж, что четыре придурка сами в него лезут и нас тащат под расстрел, а руководство, гниды, только нас лапают да меж собой грызутся, и… тебе девчонок не жалко? От всей эскадры нас сколько живых осталось?

— Нас «тринадцатый» спасет, — сказала сержант Милая и странно поглядела на старшину.

— А, ну да, ну да, на «тринадцатого» одна надежда, кроме него некому…

— Но спас же.

Чернявая амазонка шумно выдохнула. Задумалась. Скорчила озадаченную рожицу.

— Саша, не придуривайся…

— Есть не придуриваться! — вытянулась амазонка. — Есть верить в помощь «тринадцатого»! Есть дооборудовать дисколеты для новых реалий боя! Есть погибнуть всем до одной в этом сраном бунте во имя России, которой мы не нужны!

— Ребята, амазонки с вами, — серьезно сказала Милая. — Полностью и навсегда. Неофициальный лидер эскадры только что дала согласие.

Неофициальный лидер вдруг подбежала к стрелку, повисла у парня на шее и наградила звонким чмоком.

— Шалава, — тихо сказала комэск амазонок незнакомое слово, как показалось экипажу, с оттенком зависти.

Александра Механик в ответ ослепительно улыбнулась, помахала всем ладошкой, и амазонки ушли собирать личный состав.

— Это что было? — спросил побуревший стрелок.

— Укусила! — язвительно отозвался пилот. — Видел, как в старых фильмах делают? Оно и есть. Говорят, любовь так передается!

— Знаете, она… такая мягкая! — пробормотал стрелок. — Везде! Я как‑то даже…

— Готов штурмовать арсенал голыми руками? — проницательно спросил пилот.

— Э, нет! — опомнился стрелок. — Только с ротой десанта! Я другое хотел сказать: теперь понятно, почему наш старшина Ольгу весь полет на руках продержал! И гладил еще, я сам видел!

— Подумаешь, гладил, — лениво сказал пилот. — А я видел, как он ее целовал.

— Флуды не разводите! — неловко буркнул старшина. — Сходите лучше договоритесь с десантурой да действительно захватите арсенал. Товарищ младший лейтенант, возглавите или как? А то десантники могут трухнуть в последний момент, они только бунты давят с радостью, шкуры полосатые, а против государства…

— Я в штаб! — покривился офицер. — В особый отдел.

— О! — оживился стрелок. — Ага! Все же…

— С ротой десанта пойду. Нужные сведения можно взять только в особом отделе. Значит, там и возьму. А не отдадут по — хорошему — разнесу штаб!

Шаги грохотали по полам натурального паркета. Пусть не рота, но взвод десанта точно перся по коридорам штаба, сотрясая маршем души сидящих по кабинетам. Офицер шагал впереди, бледный и решительный.

Бумс! Дверь в особый отдел оказалась со скрытым, самым лучшим в мире российским запором. Как выяснилось, российский десантный ботинок лучше.

— Ждите здесь! — буркнул офицер и боком протиснулся в проем.

Худой капитан из военных дознавателей с чуть заметной усмешкой уставился на него.

— Сам пришел, — ласково отметил капитан. — По закону зачтется на половину наказания… но не поможет. Половины расстрела не бывает, сам понимаешь.

— Капитан, я знаю, ты хороший человек, — тихо сказал офицер. — Спасибо, что прикрыл в прошлый раз. Мы не против России. Нам нужны данные по Пятому флоту.

— Любой бунт — против России, — заметил капитан. — И за последние сто лет, кстати, не было ни одного успешного, у нас сильное государство и много карательных корпусов. Потом не говори, что не знал.

— Не скажу, — пообещал офицер. — Так что с данными?

— А ничего нет, — улыбнулся капитан. — Я — контрразведка. Вот компромат могу на десантуру дать, этого полно. Надо? Да, и они — лишние. Понял?

— Щас сам лишним станешь!

— Пожалуйста, — серьезно сказал офицер. — С чем‑то же надо бить Штерна.

— Штерна? — задумался капитан. — Его не помешало бы, давно напрашивается, сволочь… Не, все равно нет. Это у разведки.

— А разведка где?

— А там. Взвода десанта точно не хватит. Это к бедному военному дознавателю можно врываться, как к официантке в жилую соту, я‑то свой, а у разведчиков укрепленный сектор. И отдельное руководство. Понял?

Капитан со странной улыбкой смотрел на офицера. А он вдруг вспомнил, кого напоминает ему манера добавлять в речь грубовато — простецкое «понял». Очень непростого начальника службы собственной безопасности академии майора Хрипатого, умницу, оригинала и просто очень хорошего человека! Даже интонации те же!

— Кажется, да, — признался офицер. — Спасибо, ТОВАРИЩ капитан.

В глазах особиста мелькнуло ответное понимание.

— Капитан Михеев, — легко коснулся он пилотки. — Служу России.

Десантники в коридоре встретили его хмурыми взглядами и предложением разнести штаб.

— Заманчиво, но… я уже договорился о сотрудничестве, — вздохнул офицер. — Знаете что? Вы идите вперед, я тут… подумаю.

— Ох непростой ты младший лейтенант, — заметил старшина десантников. — Вправду, что ли, из сынов Даждь — бога?

И пристально уставился в глаза, как будто надеялся получить подтверждение.

— А вы простые? — неловко отшутился офицер. — Тоже наверняка в подписках по самые тепловизоры.

— А то! — хохотнул старшина. — Ладно, подождем на выходе.

Она догнала его в безлюдном коридоре. Блеснули на гордо приподнятых плечиках лейтенантские погоны. Узкая ладонь быстро передала таблетку информносителя.

— Здесь только матка Штерна! — тихо предупредила девушка. — Макет планировки, вооружение и основные коммуникации. Это лично мое. Больше ничем помочь не можем. Иди, офицер. Удачи. Останься живым.

— Живи, лейтенант, — прошептал офицер традиционное пожелание.

Лючия Овехуна — или кто на самом деле? — легко и быстро уходила по коридору, а он смотрел ей вслед, и почему‑то резко щипало глаза, словно попал в шлейф дыма от горения пластмасс. В детстве ему пришлось угодить в пожар, и по воспоминаниям глаза тогда жгло именно так.

Десантники ждали его у выхода. Чины военной полиции торчали неподалеку с угрюмым видом, но вмешиваться не решались. Офицер сердито глянул на них, но тоже удержался от высказываний. Кому‑то надо и за порядком следить, так почему не военной полиции?