Евгения Федорова - Вселенская пьеса. Дилогия (СИ)

— Отпустить, — хмуро предложил я.

— Нет, отпустить тебя я не могу. Только если докажешь свое право уйти, победив Воина. Но помочь я тебе собирался… до тех пор, пока ты не вздумал от меня сбежать.

Я остервенело чертыхнулся про себя, а вслух спросил:

— И чем же вы могли мне помочь?

— Неблагодарный, — тихо сказал Воин.

— Я, — медленно сказал старик, — вхож в круги, которые тебе даже не снились. Достаточно мне сказать Великому Сатрингу, и он обратиться к Совету Союза с предложением — не просьбой. И его предложение будет немедленно рассмотрено.

— Это потому Союз закрывает глаза на Парлак 15 и торговлю рабами?

— Именно потому, что здесь находится Школа. И в этой Школе готовят их лучших и самых преданных веронов.

— Легально, выходит, все. С разрешения Союза, — презрительно сказал я.

— Нет, не легально. Какая может идти речь о легализации торговли рабами?! Но Союзу известно все, иначе не быть ему Союзом. Мы даем объединенной коалиции дань, они не трогают нас. Именно поэтому никто не захочет с нами ссориться. Мы здесь — управляющий механизм, мы обеспечиваем неприкосновенность и не допускаем беспредела.

— Это ли не беспредел, а?! — взорвался я. — Девушку, которая сидела со мной в клетке, собираются через несколько дней превратить в еду для остальных пленников!

— Ее не купили, зачем она нужна? Нас это не касается, — спокойно отмахнулся Учитель.

— А Союза это тоже не касается?!

— Ты ничего не понимаешь, глупый, — снисходительно взглянув на меня, усмехнулся старик. — Это политика, малыш.

— Мне претит политика, в которой жизнь меряется деньгами, а выбор определяется прибылью!

— Ты к этому никакого отношения не имеешь и не тебе судить! — встрял Воин.

— Совершенно верно, — подтвердил Учитель. — Ты скоро отправишься в ряды Союзных войск, доблестный парлакианин. Я замолвлю за тебя слово.

— Спасибо, Учитель Ри, — скромно ответил мужчина.

— Теперь о деле, — посерьезнел старик. — Я выбрал для тебя наказание. Это не в наших правилах, но ты еще не понял всей важности послушания, потому я преподам тебе урок — жизнь твою я пока оставлю себе. Воин, сними-ка доспех.

Воин беспрекословно и быстро выполнил указание Учителя и протянул ему кольчугу. На его серой безрукавке, поддетой под кольчугу, расплывались на груди и боках темные пятна пота.

— Одень, — сказал мне старик. — Ты пойдешь по дороге в поднебесье облаченным в благородный доспех. Это будет для тебя лучшим наказанием, тем более что ты ранен. Дойдешь до верха, ни разу не упав, и я обращусь к Сатрингу. Попросишь отдыха или упадешь — сам понимаешь. Извини.

Я провел рукой по обжигающе-горячим волосам. При такой жаре я просто умру от удара.

— Разрешите хотя бы покрыть голову, — попросил я, теребя изодранную, измазанную бурыми пятнами крови футболку.

— Кольчуга, одетая на голые плечи, причинит тебе лишнюю боль, — предупредил старик. — Но ты волен поступать так, как хочешь.

Я с трудом стянул футболку и завязал ее на голове. Повязки Змея пока держались, несмотря на все побои, которым я подвергался в последнее время. Что и говорить, мой дядя был хорошим врачом.

Весь правый бок представлял из себя лиловое, с фиолетовыми и желтыми потеками пятно. Обращать внимание на такие пустяки сейчас было глупо, но мне стало себя немного жалко. Со сломанными ребрами, страдающими, казалось, в каждой драке, надо не по улицам бегать, а лежать и пить куриный бульон.

Вздохнув, я принял из рук Воина кольчугу. Она оказалась еще тяжелее, чем я предполагал, и уже была горячей — железо нагревается хорошо. С трудом, неуклюже действуя только одной рукой, я натянул ее на себя, задыхаясь от жары и боли.

— Выходит, наш продавец соврал, — задумчиво сказал старик, глядя на меня. — Он сказал, что у тебя сломано несколько ребер.

— Вполне возможно, — попыхтел я, поправляя железные звенья на плече, которые тут же впились в кожу.

— А что же тогда у тебя под повязкой? — спросил невинно старик.

Как я не люблю таки вопросы!

— Пустяки, — проворчал я.

— Ты должен отвечать на вопросы Учителя прямо, — резко одернул меня Воин. Я покосился на него и увидел, что его черные зрачки сузились от гнева. Ему не нравилось, как я разговариваю со стариком.

— Следы штурма моего корабля, — нехотя ответил я.

— Расскажи, — предложил Учитель, жестом указывая мне идти дальше.

— Не думаю, что это интересно, — попытался отвертеться я — говорить было теперь особенно тяжело. Кроме того, мы уже вышли в окраины города, дорога плавно пошла вверх. Это означало, что мы подходим к подножию лестницы.

— А ты не думай, — спокойно возразил старик. — Я хочу, чтобы ты рассказал мне. Хочу доподлинно знать, что за личность попала ко мне на этот раз. У тебя есть шанс рассказать мне интересную историю. Можешь даже приукрасить — я люблю героев.

— Зато я не люблю врать, — сказал я, твердо решив изложить все как можно лаконичнее. — Нас выдернули из подпространственного прыжка, потребовали сдачи. На это я открыл огонь. Оба корабля были серьезно повреждены, и Ванесса взялась нас штурмовать. До корабля долетело два челнока из трех. Нас было чуть больше десяти. Мы уничтожили их всех, одного даже взяли в плен. Тогда я и был ранен. Мне нужна была поддержка в Союзе, и я предложил Ванессе… деловые отношения, отдал ей нашего пленника. Договор был скреплен кровью. Она обманул меня и вот я здесь.

Старик помолчал, потом хмыкнул:

— А ты немногословен. Так и не рассказал, насколько серьезно тебя ранили. Кстати, ты опрометчиво заключил соглашение с Ванессой — с нею надо было заключать совсем другой договор.

— Думаю, не стоит напоминать, что я был ранен, — взвился я, чувствуя себя уязвленным.

— Значит, серьезно, — удовлетворенно кивнул головой Учитель. — А вообще это было умное решение. Особенно, если бы на месте обманщицы Ванессы был кто-то другой. Да, хороший ход, жертв минувший катастрофы в Союзе обязательно бы услышали. Скажи теперь, как тебе удалось уничтожить превосходящую в несколько раз штурмовую группу?

— Дело техники, — отмахнулся я. Мы свернули с улицы, прошли под деревья и вступили на незаметные с дороги широкие ступени.

— Это — дорога в поднебесье, — сказал Учитель. — Здесь начинается наш путь.

По-моему, наш путь уже давно начался. Я устал как собака, пот тек по спине, кольчуга нещадно резала кожу, но я не жаловался, я терпел, хотя мир уже начал казать каким-то серым.

— Вижу, ты не хочешь говорить со мной, — вздохнул старик. — Тогда послушай. Я немного расскажу тебе о Школе. Сегодня день покоя. Мы даем ученикам отдохнуть каждый десятый восход. Им разрешается выходить в город и делать все, что заблагорассудится. Тех, кто осмелится не вернуться в положенное время, ждет наказание. День на Парлаке 15 длится двадцать часов, ночь — пять так, что тебе по началу будет тяжеловато, но ты привыкнешь спать мало. В самые жаркие дневные часы тренировки прекращаются, ученики могут поесть, кто хочет — может восстановить свои силы сном. В утренние и вечерние часы мы тренируемся под открытым небом, в остальное время — в закрытых залах. Если вдруг на небесную гору проливается дождь, все тренировки прекращаются. В праздник дождя надо веселиться. Впрочем, такое случается редко. Это знамение Высших Богов. Так они приветствуют то, что тешит их разум.