Сим Никин - Тайна Эрлики

- Почему вашего имени нет в военной канцелярии Кинга?

- Не знаю.

- Кто внес ваше имя в реестр такого-то пересыльного пункта?

- Не могу знать.

После некоторых особо сильных инъекций я приходил в себя в тюремном регенерационном боксе.

Через месяц допросы прекратились, и несколько дней прошли в полном одиночестве. И вот меня впервые повезли на судебное заседание. В большом зале, где пришлось долго ожидать, пока вызовут для судебного допроса, я увидел майора Линдгрена. Заметив меня, майор что-то сказал находившемуся рядом офицеру особого отдела. Судя по тому, как тот нахмурился, ему это явно не понравилось. Однако после обмена несколькими короткими репликами, продолжая хмуриться, офицер подошел и о чем-то вполголоса заговорил с моим сопровождающим. В итоге я оказался в небольшом пустом кабинете, куда следом зашел мой командир взвода.

- Как держишься, Новиков? - тихо спросил он, когда конвоир неохотно покинул помещение.

- Нормально, сэр. Извините, сэр, может, вы объясните, в чем меня обвиняют.

- Не тебя одного, Новиков. Не тебя одного, - не весело ухмыльнулся Линдгрен. - Но ты, в отличие от других, неизвестно где шлялся большую часть того времени, что взвод провел на Эрлике, после чего носился по подводному комплексу в голом виде, размахивая оторванными головами научных сотрудников. Ну, и так далее. Да еще и пробел в твоем личном деле. Не будь Российская Империя уничтожена галантами, твой приговор был бы однозначен - русский шпион. И тогда не сносить голов весьма крупным шишкам, с подачи которых ты попал в состав "Иглы".

- Сэр, неужели и вице-адмирала Хорнброукерна привлекли к этому делу? - вспомнил я седовласого медведе подобного адмирала, вручавшего нам Ордена Доблести за так называемую секретную миссию на фиолетовой планете. Это его простодушный Сегура попросил направить нас служить в одно подразделение. Но разве могли мы предполагать, что этим подразделением окажется батальон специальных операций "Игла"?

- Вот как раз его имя и поубавило пыл у ретивых дознавателей, - перебил меня Линдгрен. - Его, естественно, побеспокоить не посмели. Но только потому, что не смогли накопать в этом деле ни одной хоть сколько-нибудь стоящей зацепки. Иначе ни Хорнброукерн, ни сам Паук Кортнер не смутили бы мангустов из особого отдела.

- Пауль, - нетерпеливо поторопил заглянувший в приоткрытую дверь офицер.

- Еще минуточку, Мэйсон, - отмахнулся Линдгрен и заговорил более поспешно: - Еще, думаю, дело стали тормозить из-за причастности к твоей истории сенатора Орчинского. Ты ведь дал показания на допросах?

- Никак нет, сэр. Меня об этом не спрашивали.

- Что-о? - брови командира взлетели вверх, затем опустились и состыковались у переносицы, обозначая активный мыслительный процесс. Говоришь, не спрашивали? Тогда постарайся забыть о сенаторе и его участии в твоей судьбе. Сейчас всю воду мутит Мэтью Ривс, возбудивший дело против нашего подразделения, якобы намеренно передавшего исследовательский комплекс в руки некомпетентных дикарей. От него бы просто отмахнулись, но зацепились за непонятную историю с капралом Боевым, - Майор недовольно поморщился. - С какой целью он повредил запоры вольеров зверинца, выяснить так и не удалось. Зато дознаватели нарыли очень нехороший материал на капрала. За такое обычно выбрасывают в открытый Космос, а не направляют служить в элитный спецбат.. Концов того, кто замял это дело, как я понял, не нашли. Тогда потянули твоих друзей по той простой причине, что во время устроенной Боевым диверсии они находились рядом и, теоретически, могли быть соучастниками. Тут выяснилось, что ваша троица ни по подготовке, ни по сроку службы никак не могла быть зачислена в наш спецбат. И все бы списали на прихоть адмиралов, если бы не какой-то подозрительный пробел в твоих документах, Новиков. Ну, если ты ничего не рассказал про Орчинского, то я понимаю о каком пробеле идет речь. Однако, - Линдгрен кивнул на дверь, - мне намекнули, что в твоем деле обнаружили след, идентичные тем, которые есть в деле Боева. Вот потому-то тебя и загребли в следственный изолятор, а твоих друзей заперли в гарнизонном карцере. Там еще всплыли какие-то непонятки с вашим бывшим подразделением, очень похожие на историю Боева. Он тоже в последней до назначения в спецбат заварушке оказался единственным выжившим из всего взвода. В итоге ничего существенного накопать так и не смогли, но все же решили рассмотреть в судебном порядке иск Ривса против моего подразделения.

- Пауль, - дверь резко распахнулась и в помещение решительно вошел сопровождавший майора особист, - тебя вызывают!

- Иду, - кивнул Линдгрен и бросил мне напоследок: - Надеюсь, ты не подгадишь мне какой-нибудь новой неожиданностью?

В последующие два месяца я еще несколько раз видел командира, но общаться с ним больше не получалось. Мы лишь приветствовали друг друга молчаливыми кивками из разных концов холла. Видел я и Геркулеса с Уиллисом, и почти всех парней из нашего взвода. Их приводили на судебные заседания по одному и группами от двух до пяти человек. Но пообщаться ни с кем не удавалось.

Каждый раз, когда меня вызывали в зал суда, на гллопроекторе демонстрировалось изображение, где я со зверской улыбкой держу за волосы голову профессорши. Вероятно, это нужно было для того, чтобы все присутствующие в полной мере прочувствовали, с каким монстром имеют дело.

Никого исполняющего функцию адвоката здесь не присутствовало. Только судейская коммисия и сменяющие друг друга следователи и эксперты. Несколько раз в зале присутствовал истерично бросающийся всевозможными обвинениями Мэтью Ривс. Сухопарой британке и ее звероватого подручного, занимавшего в подводном комплексе на Эрлике пост администратора, я не видел. Вероятно, они успели покинуть пределы Конфедерации до того, как Ривс заварил эту кашу, и то ли их не считали нужным привлекать к следствию, то ли они не считали нужным в этом следствии участвовать.

И снова я повторял и повторял суду все то, что неисчислимое количество раз рассказывал дознавателям. Но теперь меня не пичкали развязывающей язык химией. В суд для дачи показаний сперва привозили через сутки, а потом все реже и реже. И вот прошла неделя, в течение которой меня ни разу не вывели из камеры. Затем еще одна. И еще. Абсолютная тишина, нарушаемая лишь утренним жужжанием выдающего суточный паек синтезатора и шелестом падающего пакета со сменным бельем, начинала сводить с ума так же, как непрекращаемые допросы первого месяца.

И вдруг сегодня дверь камеры открылась, и надзиратель отвел меня в канцелярию, где я узнал, что свободен и должен покинуть территорию федеральной тюрьмы.

Все еще не осознавая произошедшего, я прошел через контрольно-пропускной пункт и невольно прикрыл глаза от непривычно яркого солнечного света.