Евгений Гуляковский - Стратегия захвата

Все это оказалось слишком серьезно, гораздо серьезнее, чем я предполагал… Я торопливо убрал пробирки и колбы. Поставил пробу вместе с портативным термостатом в сейф, запер лабораторию и пошел домой. Нужно было все обдумать. Решить, к кому именно обратиться, чтобы к моему сообщению отнеслись серьезно. Слишком уж фантастично все выглядело. Но пока у меня есть эта проба, ничего не стоит доказать… Если, конечно, свойства этих одноклеточных организмов не изменятся, если они не погибнут. "Ерунда!" успокоил я себя, на них не действуют даже цианиды, с такой поразительной способностью противостоят неблагоприятным воздействиям среды и даже изменяют ее, они сумеют за себя постоять.

Мои мысли начали складываться в поразительно четкий узор фантастической догадки, связывавшей в одно неразрывное целое все события последних дней. История с Вестой, похищение журнала, заметка в газете и, наконец, мои сегодняшние амебы — все входило в эту догадку. Не хватало лишь последнего штриха, чтобы все стало ясно.

Было около шести часов вечера, когда я вышел из института. Самое "пиковое" время, улицы полны народа, к остановке троллейбуса не протолкнуться. Стиснутый плотной массой человеческих тел, я всматривался в незнакомые и разные лица и, может быть, впервые думал о том, что все мы одно племя на небольшой, в сущности, планете Земля. У всех у нас разные занятия, устремления, и все же в минуту опасности люди сплачиваются вместе. Сейчас они еще ничего не знают, и чем скорее узнают, тем лучше… "Нигде, пожалуй, так полно не ощущает человек своей причастности к человечеству, как в переполненном троллейбусе", — с усмешкой подумал я и по вернувшемуся впервые за последнюю неделю чувству юмора понял, что снова обрел уверенность в себе. Троллейбус остановился, я вышел и, как всегда, на углу дома привычным взглядом окинул свою машину — на месте ли колеса, подфарники и прочие мелочи. Все было в порядке, но в кабине кто-то сидел… Заходящее солнце, отражаясь в стеклах, мешало рассмотреть сидящего в машине человека. Я осторожно подошел ближе и по тому, как внезапно стремительно рванулось и замерло сердце, еще до того, как смог что-нибудь рассмотреть, уже знал, кто это.

Ничего не сказав, я опустился на место водителя и захлопнул дверцу. Веста тоже молчала. Наверно, минут пять мы так сидели. Мимо в нескольких шагах тек поток людей. Я опять вернулся в какой-то нереальный мир — мир снов Я его всегда ощущал рядом с этой женщиной. Молчание становилось невыносимым, но я, стиснув зубы, ждал. Я ре шил, что на этот раз она заговорит первой и объяснит мне все. Во мне шевелилась и зудела, как комар, одна мыслишка: "Ее появление как-то связано с моим сегодняшним открытием, с этими проклятыми амебами. Не может быть не связано". Вдруг она повернулась ко мне и сказала:

— Все, что ты прочитал в газете, написано обо мне Что-то холодное прошлось у меня по груди, сдавило горло. Стало душно. Я опустил стекло, и через некоторое время струя свежего воздуха помогла мне взять себя в руки. Ее голос звучал спокойно, даже как-то отрешенно, словно она рассказывала о совершенно постороннем человеке, о вещах, не имеющих к ней ни малейшего отношения.

— Иногда мне кажется — я что-то помню, какие-то смутные образы… Скорее всего, это был бред, последние искаженные проблески сознания. Когда лодка перевернулась, я почти сразу захлебнулась и пошла на дно, я совсем не умею плавать… Потом окончательный мрак, какие-то искры, голоса, сколько это продолжалось — не знаю. Время для меня остановилось. И вдруг дождь… Он лил и лил прямо на меня. Помню, как я удивилась, откуда может быть дождь на дне? Потом вдруг мимо проехала твоя машина…

— Как они выглядят? Это был мой первый вопрос.

— Я не знаю. Я их никогда не видела. Никто их не видел. Мы только посредники. Они живут в море, вот и все, что я знаю. Я иногда думаю, какие они, пытаюсь их себе представить — и не могу… Вижу что-то бесформенное, огромное… Может, у них и тела нет… Не знаю, ничего не знаю…

Веста замолкла. Пожалуй, я знал об этом больше ее… Перед глазами у меня стоял четкий строй крошечных, неразличимых невооруженным глазом существ.

— Я помню себя с той минуты, как ощутила дождь. Я лежала на берегу, в куче гниющих водорослей. Потом я услышала звук мотора. Дальше ты все знаешь… Но это еще не конец. Вначале я старалась ни о чем не думать. Мне казалось, что это просто чудесное спасение, что мне повезло, волна выбросила на берег мое бесчувственное тело. Я придумывала самые простые объяснения, но потом я увидела календарь и свою квартиру и узнала, что с тех пор, как я утонула, прошло больше пяти месяцев; в тот первый момент я даже подумала, что ты имеешь к этому какоето отношение. Чтобы не сойти с ума, я должна была найти правдоподобное объяснение… А потом были сны… Но даже во сне я их не видела ни разу, хотя они говорили со мной.

Она замолчала и сидела так тихо, что, если не смотреть в ее сторону, можно было подумать, в машине никого нет.

Я испытывал к. ней беспредельную жалость, хотя она меньше всего заслуживала этого чувства. Любая другая на ее месте вряд ли сумела бы сохранить рассудок, а она как-то справилась со всем этим.

— Послушай, Веста, давай уедем отсюда. Хочешь, я увезу тебя прямо сейчас. Все забудется в конце концов, все могло тебе привидеться как в кошмаре, тебя выбросило на берег! Не было никаких пропавших месяцев! Не было! — Я почти кричал.

Она отыскала в темноте мою руку и крепко сжала. Ее ладонь была горячей, а кожа показалась неправдоподобно гладкой, словно я держал в руках лайковую перчатку… Может быть, у меня чуть-чуть дрогнула рука — не знаю, но она почувствовала, что мне не по себе от ее прикосновения, и убрала руку. Потом тихо сказала:

— Вот видишь… А ты говоришь — забыть. Долги нужно выплачивать. А я получила от них в долг не так уж мало… Всего лишь жизнь… Пусть даже такую, не совсем настоящую…

Я не мог с этим смириться и в то же время не находил в себе сил рвануть рукоятку скоростей, послать машину вперед и увезти ее отсюда. Не мог, потому что я не выдержал даже простого прикосновения ее ладони… Молчание затягивалось, превращалось в какую-то холодную стеклянную стену, отделявшую меня от нее. Чтобы как-то справиться с этим, я спросил:

— Чего же они хотят, что им нужно? Для чего они пришли к нам, поднялись со своего дна, зачем?!

— В этом нет ничего непонятного. Люди превратили океан в огромную помойку, в мусорную свалку. Им нечем стало дышать. Наверно, они считали, что, родившись на этой планете вместе с нами, а может быть, даже раньше пас, они имеют право на жизнь, такое же право, как и люди. Я могу ошибаться, это всего лишь мои догадки, но, по-моему, их разум пробуждается только в минуты смертельной опасности…