Йэнна Кристиана - Эмигрант с Анзоры

Он уже не мог спасти меня иначе, такой близкий взрыв ракеты убил бы и меня вместе с дэггером. Лучом дэггера убить можно, но только контактно. И если знать, куда бить, в определенную точку. Дэггер висел низко, тренированный квиринец вполне может допрыгнуть. Он бы и выжил, может быть, но в этот момент рядом взорвался снаряд. Я пробирался сквозь вязкую черную слизь, плача, кажется, потом я увидел кровавый и обугленный кусок мяса, это была часть головы с черными короткими волосами, эта часть лежала совсем отдельно, и я понял, что надо назад, что я ничего уже не могу сделать, а умирать мне не надо, надо жить, потому что Чен меня спас. И не только меня, за мной еще десять человек, и левая установка «Щита», и стационарный лучемет...

Через пятнадцать минут сзади, с тыла вражеского отряда, подошли наши истребители, и вскоре все было кончено. Потерь среди наших было немного – каких-нибудь три человека...

Чену оставалось жить не так уж много. Его двое мальчишек спали в палатке, а жена еще не вернулась из экспедиции. Мы сидели и разговаривали в ложбине, краем глаза наблюдая за пасущимися лошадьми.

– Как оно там, на Анзоре? – Чен ни разу на Анзоре не был.

– Знаешь... не очень. Хреново. Ты в каком смысле спрашиваешь? Природа там вроде нашей, ну знаешь, если взять Лервену, то это больше всего похоже на Косинское Нагорье. А в Бешиоре климат более южный, влажный, жаркий.

– Да это мы проходили... А вот вообще? Как там люди?

– Люди... – я задумался, – знаешь, воевать они будут всерьез.

– Я никогда не был в таких акциях, – сказал Чен, – меня в команду Ноль брали в прошлом году, но Син еще очень уж маленький, я не хотел надолго оставлять семью. Да и вообще, если подумать...

– А потом все-таки решился в Дозорную?

– Да не то, что решился, – Чен замолчал.

– Выбора не стало.

– Да, – он кивнул, – встретил сагона. В патруле.

Я уже знал эту историю. Чен с напарником получили вызов с безатмосферного маленького планетоида, а вместо ожидаемого корабля шибагов, захватившего в плен исследовательское квиринское судно наткнулись на сагонский челнок. Судно-то они освободили, а вот сами ушли с большим трудом. Напарник Чена сошел с ума... Сам Чен выдержал беседу с сагоном, и даже сумел вызвать подкрепление, и сагона, вроде бы, взорвали вместе с кораблем, но ведь они меняют тела, как перчатки, для них гибель тела мало что значит.

– Ты знаешь, он меня пугал... – Чен помолчал, – он нашел мое слабое место.

Я затаил дыхание. Люди почти никогда не говорили о содержании своей беседы с сагоном. Может, было стыдно, может, чересчур личное. Мне, например, было стыдно. Удивительно, что Чен об этом заговорил. Впрочем, ему не стыдно, он-то выдержал, не сломался, не купился.

– Не только это, но... просто мне это вот сейчас вспомнилось. Он говорил, что я погибну, что мне недолго жить осталось, что Лисса и сыновья останутся одни. Понимаешь, я ведь их люблю, и мне так страшно подумать... И он уверял, что все это не имеет смысла, что надо жить ради семьи, ради любви, а я обязательно погибну, если буду еще летать. И ты знаешь... я ведь почти поверил ему. То есть, конечно, не поверил, до глубины души – нет. Но вот сейчас я чувствую какой-то страх, что-то такое осталось внутри... И я не знаю, смогу ли себя вести достойно. Ты меня прости, если что, ладно?

– Он обманывает, – сказал я, – пойми, это же вранье.

– Да, я знаю. Но он сделал меня слабым, понимаешь?

– Все мы слабые, – сказал я угрюмо. Быть бы мне вполовину таким, как Чен...

– Я боюсь, если вдруг будет ситуация... ну, опасная... я не смогу действовать так, как надо. Буду беречь себя.

– Дэцину рассказывал?

– Да.

– Ну и что он?

Чен пожал плечами. В самом деле, а что Дэцин... что он может сделать? Только надеяться, что лучшее в нас победит.

Я и до сих пор не могу понять, что же это было – пророчество сагона? Сагон и в самом деле желал Чену добра? Или же просто совпадение? Или Чен пытался доказать себе или кому-то еще, что может действовать вопреки воле сагона? Может пожертвовать, рискнуть собой?

Я уже знал тогда, что вскоре это случится. Но не знал, как именно это будет. Даже не представлял. Хотя, конечно, уже много раз бывал в церкви Святого Квиринуса.

Я стоял у большой каменной чаши, сбоку от алтаря. Рядом со мной справа стоял Герт, и он тоже был весь в белом, а слева – Ильгет. Мои крестные. Отец Маркус молился, стоя перед нами. И я повторял молитву тихонько, одними губами. Распятие висело в воздухе, выше алтаря, под сияющим хрустальным куполом. Поначалу всегда кажется, что крест тонет в ослепительном сиянии, исходящем сверху, от готических хрустальных высоких башен храма. Но потом, как только привыкнут глаза, ты видишь крест очень отчетливо – он деревянный, большой и вырезан очень точно, со всеми деталями, беспощадно точно, никакой стилизованности, никакой искусственности, ты видишь раны на руках и ребрах Христа, ты видишь искаженное мукой бледное, залитое слезами и потом лицо, повисшее бессильно искалеченное тело, и становится страшно... И ты понимаешь, что распятие это – центр храма, и нет здесь, собственно, ничего другого, кроме вот этого дикого, невозможного, невероятного Откровения, Откровения, данного Богом.

«Бог есть Любовь». Так сказал Таро. Так написано в главной божественной книге.

Господи, помилуй...

Дай вместить. Дай понять. Дай шагнуть, если придет время, вперед и принять муку и смерть – за Тебя, за других. Научи меня жить так, жить каждую минуту, чтобы быть с Тобой.

Только таким может быть мой Господь. Только Ты один.

«Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих»*, – читал отец Маркус. А потом обратился ко мне.

– Ландзо Энгиро, хочешь ли ты принять святое крещение Господа нашего Иисуса Христа?

– Хочу, – сказал я.

– Отрекаешься ли ты навсегда от сатаны и злых дел его?

– Отрекаюсь.

Он что-то еще спрашивал, и я отвечал, как умел. И мне было страшно, потому что все, что я произносил сейчас, отрезало все пути назад. И хоть я давно выбрал свой путь, но сказать такое – очень нелегко... Но ведь все они это сказали! Герт. Ильгет. Чен. Дэцин. И все они так живут.

Пока они так живут, сагоны на Квирине бессильны.

Я наклонил голову над каменной чашей, и холодная вода обожгла затылок.

– Крещу тебя во имя Отца... и Сына... и Святого Духа.

*/Ин, 15; 13/

Мы шли с Иостом по главной улице Баллареги. Я держал на поводке Горма – после гибели хозяина пес согласился признать меня... я держал себя с ним осторожно, не чувствуя полной власти над собакой. Пока, по крайней мере... Я ведь и неопытен в этом деле. Но не взять Горма сейчас не мог – почему-то дэггеры испытывают панический страх перед собаками. Какая-то сагонская недоработка. Жаль, что Горма в тот момент не было рядом с Ченом...