Йэнна Кристиана - Эмигрант с Анзоры

Я шел вслед за Пати, по-видимому, к уголку общинника. Мы поднялись на один пролет по парадной лестнице. Я вздрогнул – у двери стоял Треугольный. Курил. Судя по запаху – сенку. Но он лишь скользнул по нам безразличным взглядом. Все нормально... Мы завернули в коридор, прошли вдоль ряда дверей.

Уголок Общинника. Для Пати это, возможно, и любимое место – конечно, в женском общежитии. Но мы здесь бывали только по обязанности. Чаще всего Арни должен был делать наглядную агитацию для общежития. Он сидел за столом и рисовал, макая кисточки в разноцветные флаконы с тушью. А мы с Таро, чтобы ему не было скучно, рядом играли в шахматы...

– Вот посмотри... соревнования по ориентированию, – оживленно говорила Пати, – видишь – фотографии...

Да, интересно увидеть старых знакомых хотя бы на фотографиях. Ба, да это же Кабутопс. Кажется, Кабу разжирел... или это качество снимка такое? Из угла послышался какой-то шорох. Странно – я считал, что мы одни здесь.

– Пати, тут кто-то есть, – сказал я и заглянул в простенок. Там должен был находиться стол, тот самый, за которым Арни рисовал...

Стол был на месте. И за этим столом, буравя меня взглядом, сидел собственной персоной Гир Зайнеке.

Я растерялся.

Мне ничего не стоило в этот момент уйти. Оглушить Зай-Зая выстрелом из шок-пистолета... да можно и не глушить – прыжок к двери, и я свободен. Но я не выхватил пистолет и не прыгнул.

– Садись, – сказал Зай-зай спокойно, – потолкуем.

Я машинально сел. Нет, это не был страх перед Зай-заем. Наоборот... как будто во мне проснулось доверие к нему.

Ведь это не враг! Не враг. Это свой, родной старший воспитатель. Да, он был к нам несправедлив. Он причинял мне боль. Но ведь он свой... Даже если он хочет меня убить – он все равно свой. Так, наверное, другие люди относятся к отцу.

Я просто не мог в него выстрелить, хотя бы из шок-пистолета. Понимал, что поведение мое губительно, безумно, глупо. И ничего не мог с собой сделать.

– Я знал, что ты когда-нибудь вернешься, – сообщил Зай-зай, – ну и где ты теперь? На Квирине?

– Да, – я разлепил губы. Неужели он просто хочет со мной поговорить? Без всяких санкций? Так ведь и я очень хочу поговорить с ним! Оказывается – очень хочу!

– Добился своего, значит? – Зай-зай улыбнулся саркастически. Так не говорят с преступником, так говорят с сыном, пусть плохим, непослушным... но сыном!

Я пожал плечами, не зная, что ответить.

– Ну а зачем ты сюда прилетел?

– Просто... соскучился, – ляпнул я. Глупо, ужасно глупо. Дверь щелкнула за спиной. Запор. Я чувствовал, что Пати уже нет в помещении. И дверь она заперла... заперла. Зачем? Оглушить Зая, вскрыть замок не так уж сложно... Возможно, там меня ждут Треугольные, но сколько – двое, трое? Я справлюсь с ними без труда.

– Ты нервничаешь, – заметил Зай-зай, – Ну что ж, двести восемнадцатый... я запомнил тебя на всю жизнь. Или ты уже не двести восемнадцатый? Покажи номер!

– У меня нет номера, – ответил я и послушно показал запястье. Зай кивнул.

– Да, неплохо. И номер удалили... Как же они позволили тебе сюда лететь?

– Я свободен... я сам решил.

– Свободен? – Зай-зай вскинул брови, – любопытно. А зачем тебе эта свобода, двести восемнадцатый? Для чего?

– Просто чтобы жить, – ответил я неуверенно. Зай-зай кивнул.

– Ясно... ты изменился, двести восемнадцатый. Возмужал, окреп.

– Да, я изменился...

«а вот вы – не очень», – хотел я добавить, но постеснялся. Зачем я разговариваю с ним? Но и бежать глупо... у меня уйма времени. Не соберут же они так быстро целый отряд,чтобы меня поймать. А Зай-зая я смогу обезвредить в любой момент.

Сзади послышался звук, я обернулся. Два охранника у двери, направленное на меня оружие – незнакомое, мгновенно я выхватил шок-пистолет и выстрелил...

Слишком поздно. У меня хорошая реакция, но – слишком поздно... Резкий запах ударил в ноздри. Я сделал еще два шага по направлению к двери. Я увидел Зай-зая, мне показалось – без головы... нет, это же противогаз... он успел натянуть... я хотел нажать на курок еще раз, но сил не было. Пистолет, кажется, упал. И я начал падать.

Газ... это был газ, понял я, и потерял сознание окончательно.

Боль невыносимая. Когда лежишь, еще ничего, но стоит шевельнуться...

Кажется, зрение уже восстановилось. Это хорошо. Но чем яснее сознание, тем боль сильнее. Вдоль позвоночника – такая знакомая... ломит, пробивает насквозь. И если бы еще не эти идиотские наручники. Это не наши, силовые, мягко охватывающие запястья, а нормальные железные наручники. С зубьями. Неужели они думают, что я сейчас способен на какие-то движения?

Это невозможно терпеть. Невозможно. В этот раз мне досталось, как никогда в жизни. Зай отыгрался на мне за все неудачи... Сколько ударов было – двадцать, тридцать? Я уже не знаю. Мне давали отдохнуть, потом снова привязывали...

Как пить хочется. Есть здесь какое-нибудь ведро, кран, словом, какая-нибудь вода? Хочется пить, но я и голову не могу поднять, чтобы осмотреть помещение. Боль такая, что мышцы слабеют, в глазах темнеет. Голова валится назад.

В прошлый раз все было иначе... хотя в прошлый раз я своими ногами дошел до комнаты. Рядом были ребята. Мне дали напиться, уложили, укрыли. А теперь... Пати.

Вот, значит, как. Я, наверное, очень тупой и наивный человек. Так страшно это чувство, что тебя обманули. Если бы хоть сразу вместо Пати пришли десять Треугольных. Но нет... Они же понимали, что я теперь квиринец, что меня так просто не взять, я наверняка хоть чем-то вооружен... И я бы действительно ушел – ну что мне даже и десять Треугольных, убежал бы. Если бы не Пати... не моя идиотская, тупая доверчивость перед Зай-заем.

Я не то, что маяк активировать, охнуть не успел. Я даже не чувствовал, как меня схватили. Ничего. Не знаю, сколько времени прошло. Очнулся уже в административном корпусе.

Пати, за что? Почему ты так поступила? Неужели ты искренне считаешь, что я виноват в чем-то? Или, что я – квиринский агент? Но агенты не приходят так, как я – открыто.

Разве я враг тебе и Общине?

Не надо было лететь сюда... не надо было верить Пати. Не надо было самому себе верить до такой степени! Я квиринец. Но как легко возвращается прошлое... как это легко, как сладко – снова послушаться... снова хоть на миг стать общинником. Пусть виноватым, оступившимся – но своим. Стать ХОРОШИМ.

Я квиринец... и вот теперь придется погибнуть так глупо, потому что маяк они сняли, и нет никакой возможности сообщить... да что там, даже пошевелиться. Валтэн будет ждать меня... два месяца, если понадобится, до следующего дежурства. Если бы он был здесь! Я с тоской вспомнил Валтэна. Вот – родной мне человек. Марк... Оливия... да много теперь уже родных, близких людей. Им я могу верить – они квиринцы, эстарги, как и я. Я знаю, чего от них ждать. А Пати – как я мог верить в нее? Чужой, абсолютно чужой человек. Я не знаю, права она или нет. Наверное, права – по-своему. Она замечательная общинница, люди к ней тянутся. Но для меня она навсегда останется чужой. Как же я ошибался!