Йэнна Кристиана - Дороги. Часть первая.

– А ты мне сразу понравилась, – задумчиво сказал муж, – сидишь в уголке, такая тихая, скромная, а потом тебе дали гитару, ну, думаю, она еще и талантливая.

– Но я тогда в тебя не влюбилась, потом уже... Знаешь, – Ильгет помолчала, – наверное, после нашей первой ночи. Да, точно. Вот тогда я вдруг почувствовала – все, без тебя жить не могу.

Это было как прозрение – ведь действительно, вся любовь началась именно с этого. Как-то Ильгет страшно привязалась к Пите, ощутила – что это уже все. Что с этим человеком она связана на всю жизнь. Может, потому что подсознательно всегда была уверена: муж может быть только один.

Но она-то не была первой у Питы. До Люссаны у него было еще минимум три женщины, не считая случайных связей. Да и последней, если уж честно, Ильгет тоже не была. Вдруг занозой всплыла черная шалька, всплыла и заныла в памяти, но Ильгет старательно упрятала дурную мысль подальше.

Пита любит ее. Только ее. Даже если у него что-то и было – ведь Ильгет он все равно любил больше. Просто он заблуждался.

– Помнишь, как это было здорово, – произнес Пита, – твоя мама уехала на два дня... И помнишь, как мы кофе пили утром?

– Да, – восторженно подхватила Ильгет. Пита обнял ее за плечи. Медленно они двинулись вдоль реки. Ты неправ, мысленно сказала она сагону. Мы с Питой не случайно встретились, я предназначена Пите, и у нас – настоящая семья... до самой смерти. У нас ведь так много общего, нас так многое объединяет. Спустились вдоль реки и медленно зашагали к гостинице сквозь прозрачную летнюю ночь Зары.

На следующий день Ильгет уговорила-таки Питу пройтись по магазинам, она выбирала бумажные книги, Пита интересовался музыкой и фильмами – на Квирине ведь ярнийская культура далеко не полностью представлена. Покупали какую-то мелочь, денег хватало.

– Кажется, отсюда ты улетишь с таким же количеством чемоданов,– заметил Пита. Но он и сам покупал немало, войдя даже в некоторый азарт – идти и покупать все подряд, денег сколько угодно (по квиринским меркам у них оставалось немного, но в пересчете на лонгинские кредиты – целое состояние). Пообедать они решили в небольшом ресторане на верхнем этаже супермаркета.

Ковыряясь в мясном рулете, Пита рассказывал примерно в двадцатый раз, как в детстве он мечтал купить собственный проигрыватель, копил деньги и даже собирал и сдавал пустые бутылки. Ильгет слушала и улыбалась.

Ей нравилось такое редкое оживленно-бодрое состояние мужа. Обычно он с ней бывал не в духе.

Что же это, неужели Ярна на него так влияет? Здесь он чувствует себя своим, да и родственники – вот это ощущение корней , у Ильгет оно только сейчас появилось. Когда мама, похоже, простила ее и смирилась с ее жизнью. А Пита никогда не конфликтовал с родственниками... И при этой мысли у Ильгет снова сжалось сердце – не вспомнились, а так, темным комом прокатились по сознанию прежние многочисленные придирки матери Питы, когда муж вовсе и не думал за Ильгет заступаться, а ей и деваться было некуда.

Да что это? Неужели сагон? Как все-таки он надавил на меня... Ведь я давно уже об этом забыла!

Не надо думать о дурном. Надо строить прекрасное настоящее. Пита подлил себе соуса, Ильгет последовала его примеру.

– А я с Нелой встречалась, – сказала она, – представляешь, она ведь приехала!

– В Иннельс?

– Ну конечно.

– Ну и как у нее дела?

– Ну как... муж, она говорит, раскаялся, что работал на сагонов, – Ильгет прикусила язык. Ну нельзя же об этом! Пита замолчал.

Пита, по-видимому, и сам уже понимал, что служба его у сагонов никак не может являться предметом гордости. Правда, пережитые лишения и опасности во время военных действий он вспоминал подробно и с удовольствием, отчего Ильгет коробило. Ее-то жизнью он не интересовался. Но всякие напоминания о том, что вот, он служил у сагонов, Пита воспринимал как оскорбление.

– Я вот давно хотел тебя спросить, – начал он, отодвигая второе.

– А можно еще мороженого? – спросила Ильгет.

– Ну закажи.

– А может ты мне закажешь?

Пита сморщился, однако подозвал официантку и заказал мороженого для Ильгет, а себе – пива.

– Так что ты хотел спросить? – беззаботно спросила Ильгет.

– Да про Бога твоего... Вот вы верите, что он любящий и всемогущий. А по вашей легенде получается так, что люди съели яблоко, и за это Бог их выгнал из рая. Я уж не говорю о том, какая это любовь...

– Это и есть любовь, Пита, – немедленно сказала Ильгет, – крепка, как смерть, любовь, люта, как преисподняя, ревность. Понимаешь?

Пита отмахнулся.

– Ревность – это уже не любовь. Это обыкновенное чувство собственности. Но я не о том, я хочу спросить – а что же Бог, когда творил людей, не знал, что они съедят это яблоко? Зачем он обрек их на страдания?

– Ты знаешь... может быть, и не знал.

Принесли заказ. Ильгет погрузила ложечку в прохладную белоснежную пену.

– Может быть, и не знал, Пита, ведь он сотворил существ, обладающих свободой воли. Понимаешь, мы всегда свободны избрать зло. Я такое стихотворение написала когда-то: и есть свобода, и она превыше всех иных даров.

– А зачем такая свобода? – спросил Пита, – Ведь он же знал, что люди наверняка изберут зло!

– Да почему знал! Вовсе не обязательно. Пойми, у нас и правда есть свобода воли. Мы можем и хорошо поступать, не обязательно – плохо.

– А почему он не вмешивается? Ну он же наш отец. Представь родителя, который выпускает ребенка бродить, как тому хочется, попадет под машину – чья вина?

– Да потому что мы-то не дети. Мы уже обладаем свободой. А он только ждет, когда мы придем к нему. Думаешь, не больно Ему смотреть на наши страдания? Но он ждет. Терпеливо. А мы снова и снова уходим от Него.

– А вот сагоны лишают нас свободы выбора, стараются лишить, – добавила она, помолчав. И снова ее осенила мысль – противостояние сагону – это же по сути отстаивание своей собственной свободы.

Свободы верить и любить.

Пита фыркнул скептически.

– Н-да... представляю себе такого Бога, который сидит и ждет, сложа ручки. А мы тут должны маяться...

– Но он же не просто ждет, – тихо сказала Ильгет, – он сам пришел и отдал жизнь за нас.

– Ну и что? Кому от этого стало легче?

– Нам. Тем, кто готов принять Его прощение.

– Ну я-то не готов, – пробурчал Пита, – конечно, ты вот такая вся духовная, а я... я видите ли, синг, и вообще негодяй.

– Ну и что? – воскликнула Ильгет, – для Бога это не имеет значения. Наоборот, твое покаяние еще ценнее! Он ведь прощает всех. Да и Пита... ну какая я духовная? Я вообще убийца.

– Так и я тоже.

– Но я верю, что Он меня примет, – голос Ильгет слегка ослаб. Кто его знает, на самом-то деле, может, и не примет. Но верить можно?

– И тебя примет, это уж наверняка, нужно только захотеть. Весь выбор за тобой...