Йэнна Кристиана - Дороги. Часть первая.

– Доброе утро, – он ласково улыбнулся.

– Доброе утро... – она вдруг сообразила, что Арнис говорит совершенно нормально, не как глухой, – ты слышишь?!

– Ага, у меня все прошло.

– Господи, Арнис, я так рада! – она быстро обняла его за шею. Просто от радости. Потом сказала.

– Христос воскрес!

– Воистину! – ответили ей хором несколько голосов. Ребята окружили ее. Ильгет ошарашенно оглядывалась. Все они были здесь. Ойланг только сидел в сторонке с независимым видом, но и он теперь подошел. Мира, Гэсс, довольный Иост с нашивками ВКС на бикре, Арнис, Дэцин, и двое агентов, таких, как Бера – Лестрин и Санди. Высшая временная власть в городе.

– Садись, Иль, – Дэцин указал ей на пустой стул, – мы тут, понимаешь, хотим немного отпраздновать... у нас священника нет, но ничего, мы так.

– Вы у нас и будете за священника, – сказала Мира.

Все поднялись. Дэцин прочитал молитву, как мог, по памяти. Потом взял Евангелие – кто-то уже раздобыл на лонгинском языке, и прочел отрывок о Воскресении.

– Ну вот, давайте споем теперь...

И все запели эдолийский старинный гимн, на умершем терранском языке, вместе с которым на Эдоли и попала христианская вера.

Gloria in exсelsis Deo et in terra

pax hominibus bonae voluntatis...

И пели чудно, три женщины умудрялись петь на два голоса, и на два голоса – мужчины, и так четко, так слаженно звучал этот старинный гимн в высоком пустом зале ресторана, будто несколько дней перед этим бойцы занимались спевками, а не прорывались сквозь огонь. И только теперь Ильгет почувствовала хоть какую-то тень любви и умиротворения, настоящей, светлой Пасхальной радости – сквозь все, сквозь горе и ужас, сквозь ощущение раздавленности и смятости душевной и физической... Воскресение! Господи, благодарю! – сказала про себя Ильгет. И посмотрела на лица товарищей, такие же бледные, измученные, и с таким же только что родившимся светлым блеском в глазах.

– Все, пойдемте за стол, – тихо сказал Дэцин, когда гимн закончился.

– Ну наконец-то, – Ойланг подскочил, потирая руки, – религиозные фанатики закончили свои напевы. Можно пожрать!

– Смотри, гнусный язычник, – сказал Гэсс, садясь за стол, – Только и думаешь, как бы пожрать. Вот окажешься в геенне огненной...

– А там я уже был, – сообщил Ойланг.

– Ну у вас и шуточки, – проворчал Дэцин.

– Все принялись за еду.

Бои на этом закончились. 505й отряд остался в Иннельсе. Работы было столько, что и теперь иной раз приходилось двое или трое суток проводить без сна, на виталине.

Городская тюрьма и еще несколько зданий Системы были переполнены пленными. Их следовало отсортировать. Часть передать в руки местной – переформированной заново – полиции. Эммендаров – на лечение. Когда погибает сагон, эммендар испытывает голодание, подобное наркотическому. Вылечить это очень трудно, но в некоторых случаях возможно. Поэтому для эммендаров был оборудован лечебный центр. Тех пленных, кто не запятнал себя преступлениями против мирного населения, просто отпускали, по домам.

Сразу же с Квирина стали приходить корабли, груженные самым разным оборудованием, пищевыми синтезаторами, приборами. Все это следовало разгружать, сортировать, распределять по районам. Иннельс – столица, здесь самый центр снабжения.

Дэцин с помощью Арниса и Лестрина занимался подбором и формированием нового правительства Лонгина.

В городе необходимо было поддерживать порядок, кормить жителей, восстанавливать предприятия, давать людям работу. Занимались этим, конечно, лонгинцы, назначенные на соответствующие посты, но руководство и помощь им требовались.

И еще наступил следующий этап информационной войны. Собственно, пропаганда. По местному телевидению и радио, в газетах и в компьютерной сети (которая теперь стремительно развивалась) шли непрерывные потоки информации – аналитические статьи и передачи, история сагонских войн, разъяснение в новом свете событий последних лет, не жалея черных красок – рассказы о страшной участи тех, кто не подчинился Народной Системе, а также об ужасах войны, которую Лонгин вел против всего мира, и о последствиях этой войны для захваченных народов. Разъяснение роли Квирина во всей этой истории. Рассказы о тех, кто пожертвовал жизнью за освобождение Ярны... и так далее, и тому подобное. Ильгет особенно активно занималась именно этой частью работы. Ведь она – лонгинка, понимает местные реалии и ментальность. Но чем дальше, тем больше ее тошнило от всего этого. Во всем, что говорила и делала она, что передавали СМИ, которые она контролировала – не было ни слова лжи. Все это было правдой. Но мерзким было то, что правду приходилось вдалбливать и внушать людям так, словно это была ложь.

Правду не надо никому доказывать. Истина должна сиять в небе, чистая и незапятнанная, для всех совершенно очевидная.

Но это было почему-то не так, и эту истину, что сагоны – зло, приходилось доказывать.

Ильгет было особенно мерзко, когда журналисты сделали передачу о ней самой. Собственно, передача была о полиции Народной Системы вообще. Передача острая, бьющая по нервам, по совести – как можно было допустить такое? Участь Ильгет не была чем-то исключительным, всех, кто заподозрен в сочувствии «террористам», в борьбе против Народной Системы, пропускали через эту отработанную систему «дознания». В передаче показывали, как крепятся на кожу проводки болеизлучателя... Как в силовых тисках можно ломать мелкие косточки, например, пальцев. Ильгет трясло от всего этого, но умирая от жути и отвращения к себе, она рассказала о своих ощущениях от пережитого. После передачи Ильгет вернулась в гостиницу, Арнис, молча обняв ее за плечи, повел в столовую и налил большой граненый стакан рома.

А еще то и дело передавали сигналы о найденных где-то бесхозных дэггерах. Сигналы нужно было проверять. Иногда дэггеры действительно обнаруживались. Их уничтожали.

На улицах постреливали. Где-то в городе, как и по всей стране, прятались банды не смирившихся и не сдавшихся бывших сингов. Их ловили, и на это тоже уходили силы и время квиринцев.

Ильгет в первые же дни выяснила местопребывание матери. Мать была жива, здорова и, по-видимому, процветала – но звонить ей сразу Ильгет не решилась. Дни были забиты под завязку. Позвонишь – и как объяснить, что не можешь сию же минуту все бросить и прийти. И завтра не можешь...

Да и мама могла бы сама с ней связаться – ведь наверняка видела ее по тв, читала о ней статьи. Но почему-то не стала связываться.

В конце концов Ильгет решила просто прийти – без всякого предварительного звонка. Затолкав легкий страх куда-то в пятки, постучала в дверь.

Может, еще никого и дома нет...

Шаги. Ильгет напряглась, но шаги показались ей незнакомыми. Слишком тяжелыми. Дверь отворил мужчина – в майке и тренировочных штанах, с черными длинными усами. С недоумением уставился на Ильгет.