Чарльз Ингрид - Несущий перемены

– Как ты можешь отказываться от собственной силы? – тихо спросил Рэнд.

Палатон круто обернулся.

– Я никогда не был способен на такое! Ты исказил мою силу, изменил ее…

– Освободил, – подсказал Рэнд.

– Нет. И ничего хорошего из этого не выйдет.

Рэнд отошел к дальнему окну, глядя на город. За стенами дворца волновалось живое море толпы, видное, несмотря на сумерки.

– Этого ты не знаешь.

– В самом деле? Не знаю, о чем ты думал, но ты никого не преобразил. Малаки использовал тебя, бездумно пренебрегая твоей жизнью, выставив тебя перед чоя, которые отчаянно жаждут какого-то чуда, любого, чтобы изменить свою жизнь…

– В том, что я делал, не было ничего дурного! Малаки я увидел только сегодня. Тебя там не было, ты ничего не знаешь.

– Я повидал достаточно. Ты более наивен, чем я думал, если не понимаешь, как можно руководить событиями на расстоянии. У него есть власть. Ему было необходимо собрать своих сторонников, и он предпочел сделать это с твоей помощью.

Палатон отвернулся. Он знал свой душевный огонь, знал, на что он способен, и теперь, видя, что сделал Рэнд и что говорят про Преображение, понимал, что случилось самое худшее. Никто из чоя не был преображен, никто не был изменен. Они просто оказались во власти силы Рэнда, верили в то, во что отчаянно хотели верить – худшее из насилий было совершено с самыми лучшими намерениями. Он воздействовал на них бахдаром так сильно, что они поверили в свое Преображение. Проклятие Огненного дома, способность убивать с такой же легкостью, как исцелять! Палатон не мог объяснить Рэнду, что он родился чудовищем, но не мог позволить ему продолжать верить в осуществление пророчества. Это было бы худшей из форм ереси. Но Рэнд ни о чем не подозревал.

– Ты ничего не видел, а понял еще меньше. Мне казалось, я знаю тебя, я думал, что между нами есть связь, и я… – голос Рэнда странно дрогнул. Палатон обернулся.

– Тогда объясни мне.

– Ты станешь слушать?

– Связь исчезла. В Мерлоне, когда я нуждался в ней, я так и не решился позвать тебя. Вероятно, я уничтожил связь, отказавшись от нее – не знаю. Но по своей воле я не хотел бы отвратиться от тебя.

– Тогда ты должен понять, что я не был зачинщиком мятежа в Баялаке – как и Малаки. Все начал Кативар.

– Кативар?

– Да. Он – один из сторонников Чирека. Чирек не знает, почему он внезапно обратился против них, но Кативар разыскал нас и хотел убить. Эта толпа… ты должен понять, Палатон: они ждали меня, даже когда я спал, искали, и задержали Кативара, когда он напал на нас. Мы все спаслись – кроме Сели, – Рэнд проглотил неожиданно подступивший ком. – Это произошло так быстро, внезапно, но бахдар подсказал мне, и когда прорицательница вошла в комнату, приказывая нам бежать, мы опередили Кативара всего на несколько шагов. В том, что это был именно Кативар, нет никаких сомнений. Мы выбежали во двор, забрались в машину, но он успел выстрелить. Я завел летающую лодку в болота, чтобы оторваться от него. Я не знаю, что случилось на улицах после нашего бегства. Кажется, явились стражники, и простолюдинам пришлось драться.

Палатон скептически покачал головой. Он мало что знал о Чиреке и почти ничего – о погибшем чоя.

– Но зачем Кативару было рисковать, нападая на вас и выдавая самого себя?

– А зачем Кативар вывел Ринди к мятежникам? Кто послал тебя в Мерлон?

– Не знаю, кто послал меня в Мерлон, и нам неизвестно, что случилось между Кативаром и Риндаланом во время мятежа. Кативар мог оставить его умирать на улице, но не сделал этого, а привез во дворец.

– Но кто-то же отравил Ринди!

– И опять-таки, неизвестно кто. И зачем. И даже если у нас будут доказательства, чтобы подозревать Кативара, его невозможно обвинить в нападении на тебя. Возможно, он действовал по приказу Йораны, зная, что тебя увезли из дворца. Может, он пытался тебя спасти? Рэнд взглянул на него и покачал головой.

– Я говорю то, что знаю, – упрямо возразил он.

– Недар беспокоит меня гораздо больше этого святоши.

– Святоши чуть не убили нас в Сету. Палатон боролся со смешанными чувствами.

Он уже не знал, как следует поступить в отношении этого чужака, которого он привез на планету. Будь здесь Ринди, он смог бы помочь, но теперь Палатон оказался в одиночестве. Он устало произнес:

– Это моя вина. Учеба отнимает годы, а я выпустил тебя из виду прежде, чем ты ее начал. Я знал, что ты пользуешься бахдаром, знал, что должен делать нечто большее, но ограничивался простыми предупреждениями.

– Это неважно. Изменения должны были произойти, и я получил шанс совершить их.

– Но даже если этот шанс реален, если ты кого-либо преобразил, сколько миллионов чоя, по-твоему, ты сможешь коснуться за двадцать четыре часа?

Рэнд непонимающе взглянул на него.

– Миллионов? За сутки?

– Ровно столько нам осталось до возвращения Паншинеа, а может, и меньше. Он не допустит этого, – Палатон сжал кулаки. – Я не смогу защитить ни нас с тобой, ни их, – он кивнул головой на окно, откуда доносились приглушенные крики толпы.

Следующую его фразу перебил резкий сигнал связи. Рэнд ото двину лея от экрана на случай, если сообщение будет передано вживую, а Палатон подсел к нему, готовясь ответить, и положил руки на пульт.

Экран заполнило гневное лицо императора. Паншинеа, гордый, надменный, красивый, с подчеркнутыми чертами Звездного дома, с яростными зелеными глазами и блестящими золотистыми волосами, уставился на Палатона.

– Я поверил тебе, – произнес император, – а ты – ты меня опозорил!

– То, что ты оставил мне, уже грозило позором, – ответил Палатон. – Ты надеялся, что я сдержу то, что не сумел сдержать ты? – он подождал ответа.

Император прищурился.

– Как только я ступлю на Чо, я объявлю, что лишаю тебя прав наследника. Я уже известил конгресс. Если простолюдины опять взбунтовались, лучше побыстрее ищи себе тихую щель, чтобы отсидеться, потому что в этих мятежах повинен только ты. А твоего друга необходимо уничтожить.

Несмотря на то, что император не назвал имени, Палатон точно понял, кого он имеет в виду.

– Я не буду бороться с тобой за престол, но не позволю залить улицы кровью чоя.

– Я сделаю все, что сочту нужным, – фыркнул Паншинеа и оборвал связь.

Палатон застыл в неподвижности, чувствуя себя побежденным прежде, чем он начал борьбу. Теперь на его стороне не было никого, даже простолюдинов – до тех пор, пока он не отдаст им Рэнда, а этого он сделать не мог, не мог привести свою планету к гражданской войне. Он вызвал Йорану.

Комната оказалась пуста, но для него было оставлено сообщение. Лицо Йораны на экране выглядело усталым и встревоженным, и она все время отводила взгляд.

– Я ухожу, – произнесла она. – Знаю, ты ничего не поймешь, но мне не остается другого выхода, – она вздохнула и исчезла с экрана, не давая никаких объяснений. Экран показал комнату с еще разбросанными вещами и выдвинутыми ящиками. Она ушла.