Чарльз Ингрид - Пилот Хаоса

Компресс опустился на лоб Палатона, мешая ему видеть.

Палатон проснулся, чувствуя себя слабым и опустошенным. Правая рука онемела, но ему казалось, что он заново родился, и хотя он мог шевелить ногами на постели, вряд ли был способен подняться. Тем не менее позыв заставил его встать и оглядеться, придерживаясь за стену. Палатон разыскал примитивные удобства и воспользовался ими. Затем добрел до кровати и тяжело сел, чувствуя, как дрожат его ноги.

Он помнил, что Моамеб называл свою лихорадку чем-то вроде сильного похмелья. Она приходила и исчезала, оставляя его опустошенным. Каждый из пилотов справлялся с ней, как только мог. Палатон надеялся, что потеряет свой дар постепенно, незаметно, не сознавая этого, а не одним ударом. Он был еще жив, но к чему ему такая жизнь?

– Что я слышу? Надменность превратилась в жалость к самому себе?

Палатон с трудом обернулся и увидел в дальнем углу комнаты Дамана, покачивающегося на своем стуле. Очевидно, Палатон заговорил вслух.

– Наверное, – признался он.

– Я так и думал. Это обычная черта курсантов Голубой Гряды?

– Пожалуй, – медленно отозвался Палатон. – Но мне казалось, что эта традиция началась в школе Соляных Утесов.

– Гм, – Даман прекратил раскачиваться. – Для умирающего у тебя еще слишком сильно чувство юмора.

– Неужели?

– Вот именно, – чоя поднялся. – А теперь мы должны решить, что делать с тобой.

– У меня недостаточно бахдара, чтобы вернуться на базу, даже если удастся починить корабль – не припомню, чтобы вы говорили, насколько сильно он поврежден.

– Сомневаюсь. Во время приступов ты почти ничего не понимал. Ты даже не смог оценить, что осталось от корабля, – седоволосый чоя присел рядом с его постелью, его темные глаза затуманились от раздумий. – Что касается корабля, он вполне пригоден для полета.

– Вы могли бы отвезти меня.

– Нет, – отрезал Даман, и непонятное выражение появилось на его широком, морщинистом лице. – Нет, это невозможно.

– Почему?

– Потому что больше я не пересеку границы Союза. У меня есть на это свои причины, и чем меньше ты знаешь, тем лучше, – Даман потер ладони одна о другую. – Как ты себя чувствуешь? Достаточно хорошо, чтобы прогуляться после обеда?

Колени Палатона еще дрожали.

– Я могу… попытаться.

– Тогда ты сам сможешь осмотреть корабль и принять решение. У тебя есть два выхода – вернуться или заживо похоронить себя здесь.

Палатон взглянул на чоя.

– Как сделали вы?

Голова Дамана дернулась, как будто Палатон дал ему пощечину. Его глаза прищурились.

– Я остался здесь ради Клео. Если мы вернемся, ее заберут у меня. Думаю, этого не переживет ни она, ни я. Ты вновь пытаешься узнать то, что тебе опасно знать. Не расспрашивай меня.

Палатон не собирался расспрашивать. Как и у него самого, у них вполне могли быть тайны. Его живот свело – от ненависти к самому себе и от голода. Последнее было вполне поправимо. Палатон поднялся, слегка размял конечности и выпрямился, приняв решение.

– Куда идти?

Корабль был более чем пригоден для службы. Он был, как размышлял Палатон, в гораздо лучшей форме, нежели он сам после прогулки. Они обогнули озеро с соленой водой и топкими берегами и вышли на твердую почву. Здесь оказалась катапульта, пригодная для любых запусков, но Даман заверил, что топлива хватит только для того, чтобы долететь до ближайшего торгового порта. Там тоже были катапультирующие устройства для межпланетных рейсов.

– И тогда, – с широкой усмешкой добавил Даман, – они сдерут с тебя за запуск три шкуры – если, конечно, ты им позволишь.

– Предпочитаю не расставаться с собственной шкурой. Они дают топливо кораблям Союза в кредит?

– Возможно. Вполне возможно. Неужели ты так жаждешь неприятностей, дружище?

Он был явно перевозбужден. Палатону понадобилась всего минута, чтобы определить: причиной тому был страх. Он присел на пень и оглядел корабль, борта которого были облеплены солью и грязью.

– Нет, – наконец ответил он. – Но я не могу оставаться здесь.

Даман скрестил руки на широкой груди.

– Ходят слухи, что Великий Круг нисходит для Звездного дома. Кто же следующий? Освежи воспоминания изгнанника.

– По-видимому, Земной дом, но все знают, что они не в состоянии справиться с кознями Союза и вести прежнюю политику. Звездный дом борется до последнего, а Небесный только и ждет случая захватить престол.

– Значит, со времени моего ухода мало что изменилось, кроме того, что на престол взошел Паншинеа и уже успел постареть.

– Постареть? Палатон обнаружил, что ему трудно справиться с мыслью о старости императора. Риндалан, должно быть, уже совсем немощен, а Паншинеа Находится в самом расцвете сил и зрелости. Если только болезнь не усилилась, он должен быть еще энергичным и умным, как всегда. – Только не он.

– Думаешь? Бровь Дамана изогнулась. Он не носил украшение на лице, в сущности, на его теле, какое только мог видеть Палатон, не было ни украшений, ни татуировки. Только прозрачная ткань кислородной маски, которые оба они надели, чтобы не дышать загрязненным воздухом планеты. – И так, ты посмотрел корабль. Лучше будет, если мы вернемся до темноты.

Палатон встал и смутился.

– Я хотел… передать сообщение.

Собеседник ответил ему суровым взглядом.

– Лучше бы ты этого не делал. Сюда могут нагрянуть ронины.

– Но мой долг…

Даман вздохнул. Потом широко взмахнул руками и поддразнил Палатона:

– …И моя совесть. «Летать и служить» – верно, тезар? У нас есть четверть часа. Давай загоним корабль обратно прежде, чем уйдем. Еще немного – и у тебя не хватит сил.

Палатон сухо улыбнулся.

– Вы умеете идти на компромисс. Может, вернетесь домой и займете престол?

Лицо Дамана затвердело.

– Чо больше не мой дом.

И он безмятежно отошел в сторону, когда Палатон направился к аварийному люку корабля.

Клео встретила их на пороге дома, вытирая свои широкие ладони о рабочий передник.

– Уже совсем темно. Я беспокоилась, – заметила она.

Головой она едва доставала до плеча Дамана. Он ласково обнял ее. Палатон поспешно отвернулся, не желая видеть проявление чувств этой пары. Но едва он повернул голову, стены и потолок здания поплыли перед ним, и он упал. Клео опустилась рядом с ним на колени, положив мягкую ладонь ему на лоб.

– Снова рецидив, – сказала она Даману. – Похоже, он крепко ударился.

– Это моя вина. Мне следовало помнить, что пилот мало ходит, если он может летать. Подержи ему голову, я подниму его.

Палатон, слабый, как тряпичная кукла, лежал на полу и слышал, как эти двое обсуждают его. Он не возмутился даже тогда, когда Даман взвалил его на плечо и понес, прижимая к своему сильному телу. Перевернутая вверх ногами Клео всплыла перед его глазами. Палатона чуть не стошнило, несмотря на пустой желудок, но тут Даман уложил его на тюфяк.