Михаил Ахманов - Капитан Френч, или Поиски рая

Некоторое время моя принцесса обдумывала эту мысль, потом, обняв меня, прошептала:

— Грэм… скажи мне, Грэм… Жанна, и Дафни, и другие… они делали все, что ты хотел?.. Все-все?

— Все — слишком растяжимое понятие, — ответил я, пряча улыбку. — Мне ведь не так много нужно… только три вещи…

Шандра встрепенулась. Теперь она напоминала охотницу, загнавшую зверя в угол. Добыча, похоже, ожидалась неплохая — олень, кабан или лось; словом, что-то крупное, основательное и мясистое.

— Ты скажешь мне, что это за вещи? Или надо тебя укусить?

— Не надо, милая, я готов сознаться во всех грехах… Итак, чего я хочу от женщины?.. Первое: чтобы она пришла ко мне по собственному желанию, а не по иным причинам, не ради денег, подарков или суетного любопытства. Второе: чтобы она не стеснялась в постели и действовала инициативно… ну, конечно, в разумных рамках. И третье: чтоб я ей подходил. Если последнее справедливо, она не будет разочарована — ни до, ни после. Ты согласна со мной? У Шандры был вид охотницы, поймавшей мышь вместо оленя. Вздохнув, она пробормотала:

— Но ведь есть что-то особенное, что-то такое, что могут делать женщина и мужчина… такое, что понравится тебе… что сделает тебя счастливым… то,’ что умели твои другие жены…

Бедная девочка! Кажется, она считала, что я скрываю нечто необычайно важное и не хочу признаться в своих извращенных вкусах! Которым, разумеется, потакали все прочие мои супруги… Глупые, как Дафни, или умные, как Жанна, но, безусловно, более опытные… Познавшие главный галактический секрет: как ублажить в постели Грэма Френча, спейстрейдера…

Массаракш! Клянусь, я никогда не требовал, чтоб моя женщина знала все тайны Камасутры, всю тысячу поз и способов, или сколько их есть в этом древнем талмуде. Большинство из них не так приятны, как опасны — разумеется, если вы не индийский йог, не сакабон и не занимаетесь сексом во сне, с помощью нейроклипов. Но и последний вариант грозит бедой; сны снами, но вы рискуете что-нибудь вывихнуть, если не жизненно важный орган, так собственные мозги. А потому я не сторонник искусственных эротических грез; я предпочитаю реальность и настоящих женщин. И не требую от них слишком многого. Я обнял Шандру, притянул к себе, приласкал золотисто-рыжие пряди. Она глядела на меня с тревогой и надеждой, словно я был пифией из храма Аполлона.

— Поверь мне, милая, нет никаких секретов и тайн, которых ты бы уже не знала. А что не знаешь, о том можно прочитать и можно посмотреть — “Пир-цея” полностью к твоим услугам. Но я не думаю, что тебе понравится. Эта экзотика подходит далеко не всем, и многие позы опасны, болезненны либо, по крайней мере, неудобны. Ты спросишь, зачем же их практикуют? Ответ один: в некоторых мирах секс сделался спортивным зрелищем, чем-то вроде танца в невесомости или акробатических номеров. Но я хочу остаться любителем, не профессионалом. Шандра удивленно моргнула.

— Любовь, превращенная в спорт? В публичное зрелище? Разве такое возможно?

— Не любовь, принцесса, а секс. Любовь — гораздо более сложное чувство, и в нашу эпоху его не смешивают с эротикой. Как я говорил, секс — составляющая любви, но он существует и сам по себе, точно так же, как функция деторождения, не связанная физиологически с половым актом. Наши предки знали только один, естественный способ воспроизводства потомства, а у нас их несколько, и породила их технология, а не любовь. Клонирование, искусственное осеменение, слияние гамет в пробирке, доращивание плода в инкубаторе… Все это, как зрелищный секс, не имеет никакого отношения к любви!

— Кажется, я понимаю. — Шандра кивнула, и ее пушистые волосы защекотали мне грудь. — Любовь — это таинство, дорогой… Приязнь, сочувствие, интерес, доля эротики и, как ты выразился, разумной инициативы… Все это — любовь! А еще…

Я замер, предчувствуя, что она скажет. Она обладала острым умом, и — клянусь всеми Черными Дырами! — ей был уже ясен способ, как обойти моих прежних жен, как восторжествовать над ними, как доказать мне свою безмерную преданность и любовь. Способ, древний, как мир… Губы Шандры шевельнулись.

— А еще любовь — это дети. Наше продолжение, Грэм! Незачатые в пробирке, не выращенные в инкубаторе, а настоящие дети! Ты меня понимаешь, дорогой? Я вздохнул и поцеловал ее в висок. Думаю, она восприняла это как обещание.

На том ревизия моего прошлого не завершилась. Кроме Жанны и Дафни, были еще пылкая Ильза с Камелота, нежная, тихая Тея с Виолы Сидеры, транторианки Нина и Джессика, Айша и Деви Са-ньян. Наконец наступила очередь Йоко. Мы были уже на границах системы Соляриса, и это позволило мне оттянуть неприятный рассказ. С гораздо большим удовольствием я говорил о мире, ожидавшем меня и Шандру, о его диковинах и чудесах, о его истории, обычаях и нравах… Не то чтоб я стеснялся рассказать о Йоко или стыдился произошедшего с ней, но любой из нас подсознательно откладывает тяжкие объяснения, прячет давнюю боль в самый прочный ларец памяти, запирает его покрепче и задвигает в самый темный угол. Это всего лишь психологическая самооборона, которой владеет каждый человек, и здесь я не был исключением.

Итак, Солярис…

Жил в медиевальную эпоху один выдумщик и фантазер, и представилась ему как-то такая картинка: всепланетный океан, плывущий в космической тьме, чудовищный сгусток протоплазмы, обернутый вокруг твердого ядра, ровная бескрайняя поверхность темных вод — ни континента, ни острова, ни рифа, ни скалы… Таким возникнет перед вами воображаемый Солярис пана Станислава — если вы, разумеется, помните, кем был пан Станислав и что он написал. Могу лишь добавить, что океан на его Планете фантомов и миражей оказался мыслящим — не как человек, но каким-то иным таинственным способом, совершенно непостижимым для скудного человеческого ума. Представляете, мыслящий океан! Да, пан Станислав был великим фантазером, и Солярис — лучшая из его придумок! Временами я перечитываю этот роман и размышляю над ним. Мне все-таки кажется, что пан Станислав не верил в существование разумных океанов; он лишь хотел предупредить нас, что в космосе мы встретим много чудесного, но не все чудеса тут же падут перед нами на колени.

Не помню, кто из спейстрейдеров открыл планету, к которой мы сейчас приближались, но уверен, что он относился с почтением к пану Станиславу. Иначе зачем называть этот мир Солярисом? Конечно, тут был всепланетный океан, но из нормальной солоноватой воды, и хоть материков не имелось, зато существовали острова — в количестве нескольких сотен, жалкие вкрапления тверди среди необъятных водных пространств. Они были голыми и такими крохотными, что сливались с темной водой, и чудилось, что, кроме океана, здесь нет ничего — только сизо-серые волны, блеклые небеса да редкие стайки перистых облаков. Молчаливый, тихий, загадочный мир… Быть может, этим он походил на Солярис?..