Дэвид Вебер - Восход Луны

Он замолчал, однако Колин изобразил на лице лишь вежливый интерес. Гор вздохнул.

— Коммандер, ваша осторожность восхитительна, но неуместна. Пока мы продолжаем парализовывать действие ваших имплантантов, в особенности вашей связи, но делаем это не только в своих, но и в ваших интересах. Не может быть, чтобы вы желали подать сигнал, по которому могли бы наводиться ракеты Ану! Однако мы понимаем, что именно мы должны убедить вас в наших благих намерениях, и единственный способ это сделать — рассказать, кто мы и почему так отчаянно хотим помочь вам.

— В самом деле? — Колин позволил себе вопрос и скосил глаза на Джилтани.

Лицо Гора перекосилось.

— Разве решения всегда принимаются единодушно, капитан? Возможно, мы мятежники или кто-то еще, но мы также общество, в котором даже те, кто не согласен с большинством, послушно выполняют все решения нашего Совета. Не так ли, Танни? — мягко спросил он молодую женщину.

— Да, правда это, — коротко ответила она, чеканя каждое слово, словно это стоило ей значительных физических усилий, и само ее нежелание подтверждать справедливость слов Гора успокаивало МакИнтайра больше всего. Ибо ложь прозвучала бы с легкостью.

— Хорошо, — промолвил наконец Колин. — Я ничего не обещаю, просто изложите свою позицию.

— Спасибо, — поблагодарил Гор. Он присел на краешек пульта, за которым сидела Исис Тюдор, и скрестил руки на груди. — Сначала покаяние, коммандер. Я поддерживал мятеж всей душой и усердно боролся за то, чтобы переворот удался. Большинство имперцев, находящихся в этой комнате, могут признаться в том же. Но, — Гор прямо смотрел в глаза Колину, — нас использовали , коммандер МакИнтайр.

Колин молча выдержал его взгляд. Гор пожал плечами.

— Я знаю. Это только наша вина, как ни горько это признавать. Мы пытались дезертировать «перед лицом врага», если говорить языком вашего военного трибунала, и мы признаем нашу вину. На самом деле именно поэтому никто из нас не носит форму, которую когда-то имел право носить. И все же, коммандер, в нас есть и другая сторона, ибо осознав, какую страшную ошибку мы совершили, мы пытались исправить дело рук своих. И не все из нас являлись мятежниками.

Он остановился и посмотрел на суровое лицо Джилтани. Ненависть делала ее непреступной, как крепость, и своим взглядом она могла бы испепелить корабль. Не обращая внимания на Гора, она смотрела прямо в глаза Колина.

— Джилтани не была мятежником, капитан, — мягко сказал Гор.

— Нет? — Колин сам удивился, как мягко прозвучал его вопрос.

Очевидная молодость Джилтани выделяла ее из числа остальных, престарелых имперцев. Почему-то, сам не зная почему, он чувствовал, что она — другая.

— Нет, — все так же мягко ответил Гор. — Тогда Танни было около шести земных лет, коммандер. Почему ребенок должен нести ответственность за наши поступки?

Колин медленно кивнул. Он не спешил с выводами, но по крайней мере эта ситуация была ему ясна. Быть приговоренным к вечному изгнанию за преступление, которого никогда не совершал… Это в ком угодно пробудило бы ненависть.

— Но я полагаю, дело «Дахака» касается нас всех, — спокойно продолжал Гор, — и мои товарищи, и я сам принимаем и признаем это. Мы постарели, капитан. Наш век подходит к концу. Мы просим только за Танни и нескольких других невиновных. И возможно, за нескольких наших друзей на юге.

— Все это очень трогательно, Гор, — Колин старался, чтобы его голос звучал нейтрально, — однако…

— Однако мне следует продолжать, не так ли? — перебил его Гор, и Колин медленно кивнул. — Что ж, мы тоже так считаем.

Когда Ану затевал мятеж, коммандер Инанна из биотехнического подразделения вербовала наиболее подходящие психологически типажи. Даже во Флоте Империума можно было найти склонных к бунту людей, а Инанна и Ану умели выбирать. Некоторые из завербованных просто боялись смерти; других не устраивало их служебное положение, и они искали возможности продвинуться по службе; были и такие, кому просто было скучно и захотелось поучаствовать в авантюре. Очень немногие догадывались, что истинные мотивы Ану и его ближайших сообщников очень сильно отличаются от их собственных. Провозглашенной целью Ану был захват корабля и побег от ачуультани, но на самом деле он, как и многие члены экипажа, давно не верил в существование ачуультани.

Колин сел прямо, приготовившись услышать любую версию, даже такую, которая доказывала бы, что мятежники пеклись только о благе Империума, но изобразил на лице сомнение.

— Да, конечно, были хроники, — согласился Гор, — но Империум очень стар , коммандер. Мы были приписаны к различным воинским частям, дисциплинированны, готовы сражаться… Но мы слишком долго ожидали появления врага. Мы перестали быть рвущимися с поводка боевыми псами. Мы продолжали жить так, как жили, по привычке, и у многих глубоко в душе поселилось убеждение, что нас готовили к войне, которой никогда не будет.

Даже те из нас, кто лично видел доказательства нашествий — мертвые планеты, останки древних погибших кораблей, — никогда не видели самих ачуультани. А ведь наши люди не так уж и отличаются от ваших: того, чего нет в нашем жизненном опыте, для нас не существует. После семи тысяч лет, в течение которых не было ни одного вторжения, пяти тысяч лет подготовки к нападению, которое так и не произошло, трех тысяч лет рассылки беспилотных разведчиков, ни один из которых не обнаружил признаков какого бы то ни было присутствия ачуультани, было очень трудно поверить, что враг действительно существует. Мы слишком долго стояли на страже, и, вероятно, нам просто надоело, — Гор пожал плечами. — Но факт остается фактом: очень немногие действительно верили в существование ачуультани, а те кто верили — боялись их.

Поэтому предлог для мятежа Ану состряпал очень умело. Он ободрял испуганных, оправдывал недовольных, а тем, кому все надоело, он предлагал завоевать новый, неизведанный мир — мир за пределами Империума. Однако это был всего лишь предлог, ибо сам Ану не искал убежища ни от ачуультани, ни от скуки. Он жаждал заполучить «Дахак», и у него не было намерения отправить верных членов экипажа в ссылку на Землю.

Колин сидел, подавшись вперед, и подозревал, что и на его лице отражается слишком много эмоций, но ничего не мог с собой поделать. Рассказ Гора слегка отличался от рассказа Дахака, но звучал очень правдоподобно.

И, возможно, не было ничего странного в этом отличии. Данные в памяти Дахака были отражением реальных событий, случившихся когда-то давно на корабле — до того, как он был вынужден действовать самостоятельно. МакИнтайр заметил, что компьютер никогда не употреблял личное местоимение, чтобы обозначить себя или свои действия, предшествовавшие мятежу или последовавшие сразу за ним. «Центральный компьютер» изначально разрабатывался как системное обеспечение и управляющее устройство, которое может действовать только под непосредственным контролем человека. Нынешняя способность Дахака к самосознанию являлась результатом его продолжительного бесконтрольного функционирования в течение пятидесяти одного тысячелетия. И если эта способность развилась у Дахака после мятежа, то с какой стати компьютер должен подвергать сомнению свою базовую информацию? Для него, в отличие от простых людей, составлявших экипаж огромного корабля, существование ачуультани являлось аксиомой, не требующей доказательств и не вызывающей ни малейшего сомнения. Кроме того, угроза ачуультани была «официальной» причиной мятежа Ану. Да, похоже что Гор говорит правду… и ведь сам Дахак признавал отсутствие у себя воображения и понимания человеческих эмоций.