Элизабет Мун - Герой поневоле

— Ты ведь знаешь, что отец подарил мне табун. Мне он нужен меньше всего на свете, но, если я попробую отказаться от подарка, отец обидится, и я всю оставшуюся жизнь буду выслушивать от него упреки.

Люси расслабилась, теперь она уже почта улыбалась.

— И?

— И мне нужен человек, который смог бы присматривать за моим табуном. Такой человек, который мог бы правильно определять, с какими жеребцами спаривать кобыл… Как правильно тренировать молодых жеребят, кого стоит продавать и за сколько…. И тому подобное, — сказала Эсмей. — Конечно же, я буду платить этому человеку. При хорошем хозяине табун станет процветать… А я в это время буду далеко-далеко…

— Ты думала обо мне? — выдохнула Люси. — Это уже слишком, и кобыла, и…

— Мне нравится, как ты с ней обращаешься, — ответила Эсмей. — Именно так мне бы хотелось, чтобы обращались со всеми моими лошадьми, если мне вообще нужны были бы лошади… А поскольку они у меня появились, то именно этого я и хочу. Ты сможешь скопить деньги на обучение, по своему опыту знаю, что родственников впечатляет, когда самостоятельно находишь выход из положения. Да еще и опыта наберешься.

— Я согласна, — с улыбкой ответила Люси. Вопреки всему, Эсмей вспомнила вчерашний разговор. Вот перед ней девушка, в жизни которой энтузиазм всегда будет побеждать над благоразумием и осторожностью.

— Ты даже не спросила, сколько я буду тебе платить, — проговорила Эсмей. — Всегда надо сначала узнать… какова цена.

— Не имеет значения, — ответила Люси, — Это мой шанс…

— Имеет, — парировала Эсмей и сама удивилась, насколько резко прозвучал ее ответ, даже мерин занервничал. — Шансы не всегда оправдываются. — Но, взглянув на Люси, она замолчала. Зачем она так говорит, она сама ведь только что восхищалась пылкостью и импульсивностью Люси. — Извини. Все, что мне от тебя надо, — это ясный отчет о затратах и доходах. Можешь присылать мне его на летнее солнцестояние, как раз удобно: будет время все написать и обдумать после появления на свет новых жеребят.

— Но сколько…— Вид у Люси стал взволнованным.

— До сих пор ты не спрашивала. Я решу потом. Может, завтра.

Эсмей пришпорила мерина и поскакала к видневшимся вдалеке, по ту сторону прогулочной дорожки, деревьям. Сестра поскакала за ней.

Эсмей позабыла о старике и снова вспомнила о нем, только когда слуга после обеда доложил о его приходе. Она задержалась на кухне, чтобы отрезать себе еще один кусок орехового пирога со сливками.

— Госпожа, отставной солдат Себэстиан Корон просит вас принять его.

Себ Корон… Конечно же, она примет. Она быстро вытерла рот и вышла в зал. Он стоял и наблюдал, как кто-то из ее юных кузин играет на пианино под зорким наблюдением Санни.

— Напоминает мне тебя, Эсмей, — сказал он, когда она подошла и пожала ему руку.

— А мне это напоминает о куче потерянного времени, — улыбаясь, ответила Эсмей. — Тех, у кого не хватает таланта и слуха, нет смысла мучить, особенно когда они понимают, как трудно им все это дается.

— Ну ты ведь знаешь, что так принято.

Эсмей прекрасно знала, но никогда не могла понять, почему всех детей подряд, независимо от способностей И интересов, нужно заставлять десять лет заниматься музыкой как минимум на четырех инструментах. Ведь не заставляют же всех детей изучать военное искусство.

— Пойдемте в гостиную.

Она провела его в главную гостиную, в которой обычно все женщины семьи принимали гостей. Мачеха снова здесь все изменила, но яркий цветочный узор на обивке стульев и длинные с мягкими сиденьями кушетки выглядели вполне традиционно. Теперь преобладали желто-оранжевые тона, а не красно-розовые, как раньше.

— Хотите чаю? Или чего-то другого? — И, не дожидаясь ответа, она позвонила в колокольчик. Она прекрасно знала, что на кухне уже приготовлен поднос с любимыми яствами и напитком Корона.

Она усадила его на низкий широкий стул, поднос поставили сбоку, а сама села слева от него, со стороны сердца, подчеркивая тем самым свое отношение к нему.

Старик Себэстиан посмотрел на нее, и в глазах его мелькнул огонек.

— Мы гордимся тобой, — проговорил он. — И плохие времена для тебя теперь закончились, так ведь?

Эсмей зажмурилась. Как он мог даже подумать такое, ведь она все еще служит во Флоте. Вполне естественно, что ее ждут другие сражения, он же должен это понимать. Может, он имел в виду те трудности, с которыми она столкнулась в последнее время?

— Конечно, я надеюсь, что больше в моей жизни военных трибуналов не будет, — ответила она. — И мятежей тоже.

— Но ты была на высоте. Правда, я не об этом хотел сказать, хотя понимаю, что все случившееся тоже было крайне неприятно. Но кошмары больше тебя не мучат?

Эсмей напряглась. Откуда он знает про ее кошмары? Неужели отец доверился этому человеку? Она сама не собирается ничего рассказывать.

— Со мной все в порядке, — ответила она.

— Хорошо, — сказал Корон. Он взял стакан и отпил немного. — Прекрасно. Даже когда я еще служил, твой отец никогда не скупился на хорошие напитки. Конечно, тогда мы оба понимали, что ситуация неординарная, и никому об этом не рассказывали.

— Что? — спросила Эсмей, не проявляя особого любопытства.

— Твой отец не хотел, чтобы я об этом говорил, и я вполне его понимал. У тебя тогда была ужасная лихорадка, ты чуть не умерла. Он не знал, что ты запомнила из реальных событий, а что можно отнести на счет лихорадки.

Эсмей заставила себя успокоиться. Она едва ли не дрожала, ей хотелось, чтобы он замолчал, ей хотелось убежать. Раньше она именно так и делала, но подобное поведение ни к чему хорошему не приводило.

— Простые сны, — сказала она. — После лихорадки, тогда, когда я убежала, так они говорили мне. — Она выжала из себя сухой смешок. — Не могу даже вспомнить, куда я собиралась бежать, а уж тем более где я оказалась.

Она помнила один кошмар, в котором она ехала на поезде, и такие отрывочные воспоминания, что она даже не считала нужным о них думать.

Она не могла точно сказать, почему так решила, какое маленькое движение выдало его, то ли дернулся глаз, то ли напрягся рот, но она точно поняла, что он что-то знает. Знает то, чего не знает она, и хочет рассказать ей это, и в то же время чувствует, что должен скрывать. Она вся была как на иголках. Хочет ли она это знать, а если да, сможет ли уговорить его рассказать?

— Ты отправилась на поиски отца… Это так понятно. Мать твоя умерла, и ты хотела быть рядом с ним, а он был там, в гуще небольшого, но малоприятного территориального конфликта. Когда староверческая секта Борлистов решила нарушить систему регионального планирования и захватить верхнюю долину в расселине.

Эсмей знала об этом «конфликте» — восстание Калифера вылилось в настоящую гражданскую войну, небольшую, но кровопролитную.