Дэвид Файнток - Надежда патриарха

Молча, погруженные в собственные страдания, мы наблюдали за быстрым концом корабля. Время от времени внутри него что-то рвалось, и вспыхивало пламя, которое медленно гасло.

В «Галактику» было вложено столько человеческого труда, ею так гордились. Как много надежд было связано с ней. Как много жизней…

Внезапно ее огни вспыхнули и померкли.

Мы с Ансельмом плыли по направлению к орбитальной станции.

Ужасный взрыв верхнего диска. Языки пламени на фоне космической ночи. Корпус «Галактики» развалился на части. Выбрасывая снопы горючего, верхняя треть огромного корабля отвалилась в сторону. Вращаясь, полетела к голубому сиянию Земли.

Я рассеянно похлопал по плечу гардемарина:

– Ну, вот и все, парень.

Один из нас плакал, но я не знаю, кто.

Крайне усталый, я неохотно обратил свой взор на орбитальную станцию…

– Большая честь познакомиться с вами, сэр. Я воспринял это как комплимент.

– Итак, вы отбываете на Константинию. Какая у вас специальность?

– Инженер-агроном. Импорт сельскохозяйственной продукции на Землю удвоился… – Она чуть улыбнулась и кивнула на мужа:

– Фаллон – специалист по психологии искусственного интеллекта. Он будет исследовать психические расстройства компьютеров. – Она немного смутилась:

– Что же, не хочу отнимать ваше время.

– Приятно было познакомиться. – Это было почти правдой. Я подхватил трости и заковылял своей дорогой.

Лунаполис. Глаза доктора Дженили полны сожаления:

– Весьма неприятные повреждения. Я вас предупреждал.

– Какой для меня прогноз? – Позади были две сложные операции для ликвидации последствий травмы. Месяц пришлось провести на жесткой больничной койке, лежа на спине. Потолок над собой я изучил вдоль и поперек.

– Вам сопутствует невероятное везение. Будете ходить, после лечения.

– С тростями?

– Поначалу. Возможно, после соответствующей физиотерапии. – Он перестал меня обнадеживать. – Но что касается гравитации…

– В гравитронной камере мне было чертовски больно.

– А прошло только десять минут. Полного земного тяготения вам никогда больше не выдержать. Не исключено, что придется лежать на спине, напичканным болеутоляющими средствами, но…

– Понимаю.

– В крайнем случае, попасть на Землю вы можете. Но, оказавшись там однажды, вынуждены будете остаться там навсегда, до конца дней своих погружены в страдания. Ваш позвоночник не выдержит еще одного полета в космос.

– И какую гравитацию я могу выдержать?

– Когда все воспаления пройдут, думаю, половину земной. Может, немного больше. Боль подскажет вам ваш порог.

– У меня даже сейчас сильная боль. Хоть когда-нибудь она пройдет? – Хотя вряд ли я заслуживал облегчения.

– Хотите правду? Определенно сказать нельзя. Думаю, боль будет понемногу стихать. Если она станет невыносимой, мы увеличим дозы болеутоляющих. Есть неплохие шансы на то, что в один прекрасный день…

Кончится ли когда-нибудь его пустословие?

– Прошу прощения, мистер Сифорт, – продолжил Дженили, – но вы сами все это сделали.

– Да, действительно. – При всей этой свистопляске на борту «Галактики». Когда я умышленно противопоставил себя Его воле.

– Ари Бин Юфеф.

– Израильтянин?

– Палестинец, – с оттенком презрения выдавил он.

– Вам семнадцать лет. Где ваши родители?

– Мой отец на молебне. – Вы учились в школе?

– Немного. Это не обязательно.

– Догадываюсь. Приятного путешествия.

Пренебрежительно кивнув головой, юноша вышел. Девятнадцать месяцев пути до Константинии. Возможно, он выучится – или его выучат – хорошим манерам.

Совет Адмиралтейства провел расследование, выявляя виновных в гибели «Галактики» вместе с тысячью ста пассажирами и членами экипажа. Ансельм как-то, не сдержавшись, напомнил мне, что во время катастрофы на капитанском мостике была Арлина, а не я.

Возможно, решение было предопределено тем, что теперь Адмиралтейство состояло только из тех членов, которые в ответ на мой вызов прилетели на Фарсайд. Или с виновными было и так все ясно, и не было необходимости упоминать имя моей жены. Возвращая корабль к орбитальной станции, Арлина только выполняла приказ. Сама она огня не открывала, даже когда «Галактика» подвергалась обстрелу. Ответственность была возложена на адмирала Хоя и в особенности – на адмирала Симовича.

В течение одиннадцати дней Борис Симович скрывался в глубинах бесконечных лунных муравейников, пока войска ВВС ООН и кадеты Флота терпеливо ждали на поверхности. Только когда у него закончились припасы, он вышел, весь съежившийся и дрожащий от страха, и был арестован.

Суд над ним продолжался три дня. Никакие политические аргументы не принимались и не выслушивались. И вовсе не по моему приказу его приговорили к казни в Лунаполисе, где Симович был пленен и осужден. Повешение при тяготении в одну шестую земного – процедура довольно длинная. Мне рассказали, что несколько долгих минут он извивался в конвульсиях.

Будучи узником клиники доктора Дженили, сам я на экзекуции не присутствовал. Но генерал Доннер, недавно назначенный командующим ВВС ООН, был там.

Я повернулся к стоявшему по стойке «смирно» гардемарину.

– Почему вы хотите служить на «Олимпиаде», мистер Спик?

– По тем же причинам, что и на «Галактике». – Возможно, он понял, что его ответ прозвучал грубовато, и пояснил:

– Эти корабли – как родные братья. И это точно такой же полет.

– Но капитан Стангер сам выбрал вас. Без него…

– Да, сэр, теперь все будет по-другому. – Он покраснел. – Я знаю, вы неважного мнения обо мне. В день, когда мы впервые встретились… – Я кивнул. Его нетерпение раздражало даже Алекса. – И некоторые мои высказывания были, э-э, экстравагантными. – Когда Джаред хитростью отобрал у него оружие, Спик осыпал его ругательствами.

– Если бы вы были кадетом…

– Да, сэр. Мистер Стангер предупреждал, что у меня необузданный темперамент. Однажды, – он сильно покраснел, – я был даже выпорот.

– С другой стороны, – сказал я, – вы хорошо держались, когда мы вновь завладели «Галактикой». Так что нет сомнения, что первому гардемарину придется за вами присматривать. – Спику старшинства не видать, во всяком случае в этом полете. Первого гардемарина выбирают с большой тщательностью.

Лежа в своей больничной койке, я без конца подписывал разные указы, чтобы утвердить нашу экологическую политику до отмены военного положения.

Через три года – вполне достаточное время для заключения договоров с колониями – Земля должна была начать собирать богатую добычу на своих морях. Была надежда, что пятилетний мораторий на рыбную ловлю позволит восстановить численность обитателей океанских глубин. Фактически все ресурсы военно-морского флота задействовались для перевозок разных белковых заменителей. Большей частью это были соевые продукты, хотя в пампасах и степных районах главной статьей экспорта значилось мясо.