Джек Вэнс - Аластор-2262

Вокруг царила мертвая тишина. Поверхность воды была гладкой, как стекло. Прищурившись, Глиннес при свете звезд различил что-то вроде ялика с одиноким гребцом. Вернувшийся за своими озолами Акади? Нет. Сердце Глиннеса непонятно почему учащенно забилось. Он уже чуть не вышел было из тени, но затем замер и затаился снова.

Лодка подошла к причалу. Находившаяся в ней Дьюссана вступила на берег и закрепила швартов к кнехту. Затем осторожно поднялась по залитой звездным светом дорожке к самой веранде и остановилась. -Глиннес! Глиннес!

Голос ее звучал приглушенно и таинственно, как далекий крик ночной птицы.

Глиннес ждал. Какое-то время Дьюссана стояла в нерешительности, низко опустив плечи. Затем поднялась на веранду и заглянула внутрь погруженного в темноту дома.

– Глиннес!

Глиннес медленно вышел вперед.

– Я здесь.

Дьюссана, не шевелясь, ждала, пока он пересечет веранду.

– Вы ожидали, что я приду?

– Нет, – ответил Глиннес. – Никак не ожидал.

– А вы знаете, почему я пришла?

Глиннес медленно покачал головой.

– Нет. Но напуган вашим приходом. Дьюссана тихо рассмеялась.

– А почему вы должны были испугаться меня?

– Потому что один раз вы уже бросили меня на съедение мерлингам.

– Вы боитесь смерти? – Дьюссана сделала шаг навстречу Глиннесу. – А что в ней такого, чтобы бояться? Я вот не боюсь. Черная птица на своих бесшумных крыльях уносит наши души в Долину Ксиан и там мы мирно и безмятежно странствуем.

– От тех, кого сожрали мерлинги, ничего не остается в этом мире. Кстати, где ваш отец и братья? Подкрадываются сюда из лесу?

– Нет, они заскрежетали бы зубами, если б узнали, что я здесь.

– Обойдемте вместе со мною вокруг дома, – сказал Глиннес.

Дьюссана молча согласилась. И как ни напрягал свои органы чувств Глиннес, он никого другого не обнаружил на своем острове Рабендари. Здесь были только он и Дьюссана.

– Прислушайтесь, – сказала Дьюссана. – Слышите пение древесных лягушек?

– Слышу. В лесу никого нет.

– В таком случае вы мне верите?

– Вы сказали мне только то, что вашего отца и братьев здесь нет. Этому я верю, так как нигде их не обнаруживаю.

– Давайте пройдем в дом.

Войдя в дом, Глиннес включил свет. Дьюссана сбросила накидку. На ней были только сандалии и легкое платье. Оружия у нее не было.

– Сегодня, – сказала она, – я каталась с лордом Генсифером и увидела вас. И решила, что сегодня ночью приду сюда.

– Почему? – спросил Глиннес все еще несколько удивленно, кажется, начиная кое-что понимать. Дьюссана положила ладони ему на плечи.

– Вы помните, как я смеялась над вами? На маленьком острове?

– Еще как помню.

– Вы были тогда слишком уязвимы. Я страстно желала какой-нибудь грубости с вашей стороны. Я хотела, чтобы вы смеялись над моими словами, чтобы взяли и прижали меня к себе. Я в то мгновенье сразу же растаяла бы.

– Вы очень хорошо скрывали свои чувства, – сказал Глиннес. – Насколько мне помнится, вы назвали меня «достойным презрения обжорой и развратником». Я не сомневался в том, что вы ненавидите меня.

Тень печали легла на лицо Дьюссаны.

– Я никогда не ненавидела вас – никогда. Но вы должны понять, насколько я одинока и капризна, и что любовь очень медленно созревает во мне. – Она слегка откинула назад голову. – Посмотри на меня сейчас. Как ты думаешь, я – красива?

– Еще как! Я никогда не думал иначе.

– Тогда прижми меня покрепче и поцелуй.

Глиннес повернул голову и прислушался. Из рабендарского леса продолжало доноситься ни на секунду не прекращавшееся тихое поквакивание древесных лягушек. Затем он глянул в упор на лицо, оказавшееся теперь совсем близко к его лицу. Оно выражало множество самых необычных чувств, таких, которые не до конца были ему понятны и поэтому все еще вызывали у него беспокойство. Такого взгляда, как у Дьюссаны, ему еще никогда не доводилось видеть у какой-либо другой девушки. Он тяжело вздохнул. До чего же трудно любить ту, которой так сильно не доверяешь! Но куда еще труднее отказаться от этой любви! Он наклонил голову и поцеловал Дьюссану. Поцеловал так, как никого еще не целовал прежде. От нее исходило благоухание ароматных растений с некоторой примесью запаха лимона и едва заметной – пряного табака. Сердце его учащенно забилось, он теперь понимал, что нет для него уже дороги назад, что никогда уже не сможет разлюбить ее. Если она и пришла к нему только для того, чтобы сделать его своим рабом, она своего добилась. Он чувствовал, что сколько бы он с этого мгновенья и ни был с ней вместе, ему всегда будет этого мало. А Дьюссане? С шеи она сняла ладанку в виде сердечка. Глиннес узнал в ней коч для влюбленных друг в друга. Нервно дрожащими пальцами Дьюссана переломила сердечко и протянула половинку его Глиннесу.

– Я еще никогда не пробовала коч, – призналась Дьюссана. – Никогда прежде мне не хотелось кого-то любить. Налей нам бокал вина.

Глиннес вынул из буфета бутылку зеленого вина и наполнил бокал до краев. Затем вышел на веранду и бросил взгляд на воду. Поверхность реки была спокойной, как бы спящей, лишь кое-где изредка по ней пробегали круги, вызванные поднявшимися подышать мерлингами.

– Что ты там ожидал увидеть? – тихо спросила Дьюссана.

– Полдюжины Дроссетов, – ответил Глиннес, – с пылающими злобой глазами и кинжалами в зубах.

– Глиннес, – искренне воскликнула Дьюссана, – клянусь, что никто не знает, что я здесь, кроме меня и тебя. И разве тебе не известно, как высоко ценят мои соплеменники целомудрие? Ко мне они милосердия проявят ничуть не больше, чем к тебе.

Глиннес поднес бокал с вином к губам Дьюссаны. Она приоткрыла рот.

– Как это делают влюбленные?

Глиннес поместил полсердечка на кончик ее языка. Она запила коч вином.

– А теперь ты.

Глиннес открыл рот. Девушка положила ему на язык свою половину сердечка. А может быть, это не коч, подумалось Глиннесу. Может быть, она подменила его снотворным или ядом? Поместив полсердечка между зубами и губой, он взял бокал, выпил вина, а затем резко повернул голову, чтобы сбросить подозрительный коч в вино. Поставив бокал на буфет, он снова повернулся лицом к Дьюссане. Она уже успела сбросить с себя платье, и теперь стояла перед ним во всем всеоружии своей наготы – более восхитительного зрелища еще никогда не являлось взору Глиннеса. И только теперь он уже окончательно понял, что не подкрадываются исподтишка к нему из темноты мужчины-Дроссеты. Он подошел к Дьюссане и поцеловал ее. Она начала расстегивать пуговицы на его рубашке. Он быстро освободился от одежды, перенес ее на диван и хотел было уже лечь рядом с нею, но она привстала на колени и прижала его голову к груди. Он слышал, как стучит ее сердце – теперь у него не оставалось даже малейших сомнений в искренности ее чувств.