Александр Бушков - Варяги без приглашения

- Жутко смешно... - согласился я.

Утром меня поднял с постели длинный звонок, и снова на площадке стоял Белоконь во всем своем мотоциклетном великолепии. Он ничего не сказал, не поздоровался, стоял и смотрел.

- Здорово, - сказал я сквозь зевок.

- Что ты затеял?

- Ничего.

- А почему не едешь?

- Куда?

- Да к Иванову же!

- Я же не знаю, где живет Иванов, - сказал я, проснувшись окончательно.

- Ну что ты чепуху мелешь? Зачем ты его вызывал?

- Никуда я его не вызывал, - сказал я. - В чем дело?

- Десять минут назад мне звонил Иванов, - сказал он быстро. - И говорил, что ты назначил ему встречу за городом у поворота на дачи, но тебя все нет, а телефон твой не отвечает.

- Ер-рунда, - сказал я, вернулся в комнату и поднял трубку. Телефон молчал, гудков не было...

...Я миновал щит с двойным напутствием "Добро пожаловать. Счастливого пути", - смотря с какой стороны ехать. Я ехал из города, и мне желали счастливого пути. Я прибавил газу, теперь я уже не сомневался, что Иванова выманили в это уединенное место, именно выманили, и если учесть, что кое для кого он представлял нешуточную угрозу, а уединенные места всегда были сопряжены с нехорошими делами, а Иванова кое-кто всерьез ненавидел... Но неужели это возможно? Возможно такое?

Оставалось уповать на неизвестные нам законы Сообщества. Но кроме "филантропов", вынужденных их соблюдать, существовал еще Горчаков, не подписывавший никаких конвенций и не подпадавший под юрисдикцию заоблачных законов. Я знал о нем мало, но чувствовал, что этот человек пойдет на все, защищая то, что считает своими идеалами, вопрос только в том, на какие методы он решится, что окажется у него в руках...

Дорогу разделял барьер - узкая полоса зеленой травки, стиснутая ноздреватыми бетонными поребриками. Издали я увидел светлый плащ. Иванов прохаживался на противоположной стороне, возле серого короба автобусной остановки, разрисованного нравоучительными картинками на темы безопасности движения с Волком и Зайцем в главных ролях. Я затормозил, выскочил из машины и побежал на ту сторону. Иванов увидел меня, приветственно взмахнул рукой. Отчаянно заскрипели тормоза, рядом встала бежевая "Волга"; опущенное стекло правой передней дверцы, долгая, оглушительная автоматная очередь, душный запах пороха и жесткое, застывшее лицо Горчакова над стволом.

Шевельнуться я не мог и успел подумать, что настала моя очередь, а еще - что это глупо, обидно и рано.

Мотор взревел, "Волга" унеслась в город. Я встал на колени рядом с Ивановым и попытался поднять его за плечи. Жутко на него смотреть, кровь была везде, но он еще жил, смотрел сквозь меня, не видя, и что-то громко говорил на незнакомом языке. На шоссе было тихо и пусто.

Мне наконец удалось его приподнять, он был страшно тяжелый.

- Иванов! - закричал я ему в лицо.

Он увидел меня, и я чувствовал, какие страшные усилия он прилагает, чтобы смотреть на меня осмысленно, сказать что-то сквозь красную пену на губах.

- Бор-ря... - выговорил он. По моим ладоням ползла горячая кровь. - Третий, ты третий, по тебе... те двое уже... по тебе... гласность... только так...

Его лицо застыло, и кровь хлынула на подбородок. Я понял, что это конец, осторожно, как будто нужна еще была осторожность, опустил его на бетон, подставив ладонь, чтобы не ударилась голова. Случилось странное - словно на секунды открыли дверь в иной мир. Я услышал переливчатые звуки, чьи-то голоса - сердитые, печальные, чей-то плач, чьи-то яростные возгласы. Я понял, о чем они говорят, хотя не разобрал ни слова.

Кто-то сказал: "Мерзавец!" Кто-то осторожный поторопился напомнить: "Я же говорил, не так нужно было, все иначе..." А кто-то просто плакал, потому что из всех звездных Ивановых этот был единственным...

Иванова не стало. Кровь на бетоне и у меня на руках осталась, а его не было, его забрали, и дверь в иной мир захлопнулась. Неужели навсегда?

Я поднялся с колен и сел на ободранную скамейку. Мимо промчался КамАЗ помидорного цвета, без натуги тащивший двадцатитонный красный контейнер с иностранной маркировкой. Придорожный мусор закружился в крохотном смерче и улегся до следующей машины.

Заявить? Милиции, полиции и разведки всего мира, сколько их ни есть, вся их новейшая техника и громадный опыт не смогли бы доказать, что Горчаков - убийца. Убитого им человека никто никогда не найдет, да и человека этого словно бы не было. Автомат тоже скорее всего находится в недоступном для землян месте. Просто и незамысловато: человек жил - человек умер, убит, и убийца вне досягаемости писаных законов. Убрать Иванова сами "филантропы" не могли, запрещали законы Сообщества. Другое дело - Горчаков, ему можно по его просьбе выдать автомат в удовлетворение его потребностей, и никто не обязан следить, что он с автоматом станет делать. Ни к чему не придерешься...

- Долго вы собираетесь так сидеть? - раздался над моим ухом знакомый голос.

Я не заметил, как он вернулся, но знал, что мне делать. Но он опередил. Когда я смог разогнуться, борясь с затухающей волной боли, Горчаков стоял, небрежно массируя ладонь.

- Ну, успокоились?

- Пошел вон, сволочь! - сказал я.

- Зря, - сказал он. - Успокойтесь. Поймите, это было необходимо. Один человек стоял на пути к счастью миллионов. Цель оправдывала средства. Мне было тяжело, меня тошнило потом...

- Вы мерзавец, - сказал я. - И что страшнее всего - вы действуете по убеждению. Будь вы платным ландскнехтом, все было бы проще и понятнее...

- Хорошо, что вы не считаете меня вульгарным убийцей. Это уже шаг к пониманию.

- Наоборот.

- Нет, - сказал он. - Пройдет совсем немного времени и вы простите мне эту автоматную очередь. Когда не станет голода, ядерных ракет и балансирования на грани.

- Горчаков, - сказал я. - Может, никакой вы не радетель нищих арабов и голодных китайцев? Может, вы просто-напросто до ужаса боитесь ядерной войны?

- Конечно, нет, - сказал он. - Вовсе не из-за страха перед бомбой. Вы сами знаете, что нет. Просто вы никак не можете согласиться с тем, что я искренне верю в свою правоту.

- Что бы там ни было, я против вас.

- Господи! - крикнул он. - Ну почему они выбрали вас, юнца не нюхавшего жизни... Если бы вы прошли войну, как Назар, или голодали, как я в детстве...

- Я не верю, что цель оправдывает средства, - сказал я. - Так нельзя. До этих выстрелов я еще мог бы уважать вас...

Я обошел его, как столб, сел в машину и поехал домой, соблюдая правила уличного движения. Дома, как я и ожидал, Жанна лежала на диване с книжкой из белоконевской библиотеки. Она увидела мой испачканный кровью костюм и ахнула.

- Спокойно, - сказал я. - Отложи-ка книгу и поговорим о серьезных вещах. Ты говорила, что остаешься при любом исходе эксперимента? Так вот, эксперимент кончился. Ничего этого, - я показал на окружающую роскошь, - больше не будет.