Александр Тюрин. - Волшебная лампа Генсека

«Александр Тюрин А. Волшебная лампа генсека. Фюрер нижнего мира: Авторский сборник»: АСТ; М.; 2003

ISBN 5-17-016015-1

Конец семидесятых годов. Советская государственная машина, основанная на страхе, давно гниет и распадается. Она быстро перерастает в систему, где действует только корысть. Однако самые светлые умы Комитета Госбезопасности пробуют найти третий вариант и изменить людей так, чтобы у них не было ни страха, ни корысти, а вместо этого имелись бы только полезные инстинкты.

Для превращения людей в разумных животных пытливые ученые используют высшие силы, которые влияют и на эволюцию, и на судьбу. Однако с ходом эксперимента (который проводится на человеческом материале в дружественном Ираке) эти силы все более приобретают облик кровожадных вавилонских демонов…

Книга представляет собой сочетание фантастической повести и триллера, иронической прозы и философской притчи. Причем сплав этот получился таким, что книга может быть рекомендована как любителям фантастики, так и поборникам детектива, как тем, кому хочется всерьез поразмышлять над мировыми проблемами, таки тем, кто предпочитает легкое чтение, отвлекающее от насущных забот и дающее возможность от души посмеяться.

Посвящается Шахерезаде

Глаз напрягся до боли, будто ему предстояло выстрелить. Я успокаивающе погладил его веками. Дожимать спусковой крючок еще рановато. Пуля должна разодрать воздух, когда будет видна не прорезь прицела, не мушка, а только точка между бровей «мишени». Только она одна, и чтоб вокруг туман. Эх, встретиться бы с Серегой на час пораньше, да имейся у меня диоптрический прицел. Но сейчас диоптрический бы только помешал - уже смеркается и «мишени» не хватает яркости.

Позавчера еще Серый перекидывался со мной в картишки и был товарищем. Как бы был. В нашей организации все понарошку. А теперь пустить пар из Серегиной башки - это единственный способ уцелеть. Сегодня. А завтра все может снова перевернуться.

Переводчик огня у моего АК-74 стоит на одиночной стрельбе. Один патрон - один труп с продырявленной черепной коробкой и взболтанными мозгами. Эти оболочечные пули очень вредные для ума.

Старший лейтенант Колесников, не верти же ты башкой. Нет, точка между бровей мне не нравится. Не хочу ее клевать. У самого в этом месте зазудело - как бы почесать? Увы, никогда мне не стать полноценным убийцей-профессионалом. Соединю-ка взором прицел и пуговицу на Серегином нагрудном, насердечном кармане. Металлическая пуговка поблескивает в лучах стекающего под землю солнца, а на ней пятиконечная звездочка. Некогда защищала она трусливых колдунов от злых духов, стала двести лет назад символом дяди Сэма, а затем, налившись кровью, манящей звездой коммунизма. Свел пентакль нас с Колесниковым, пентакль и разлучит.

Ну все, пора. Палец дожимает спусковой крючок. Вот пуля просвистела и ага. Вернее, пока. Пока, Сережа, потому что договорились мы по-плохому. До встречи в одном из подвалов преисподней. Передавай там привет, кому положено. Наверное, еще примут там тебя на работу по совместительству.

Кстати, не все так трагично. Мы перестали вместе служить общему делу из-за какой-то нелепицы. Мы разминулись почти случайно. Еще на прошлой неделе все смотрелось иначе. Мы тогда играли в одной команде.

Около четырех вечера рабочая активность и прочие альфа-ритмы моего мозга обычно затухают. Углубиться в книжку про какую-нибудь принцесску или маркизку у нас проблематично -ведь не в КБ трудимся, а в КГБ. Поэтому отдыхаю на свой лад, оценки по пятибалльной системе выставляю своим подружкам или проверяю память, вызывая странички из какой-нибудь энциклопедии, а радио меня убаюкивает: «… О передовой доярке Душенькиной говорят, будто она коровий язык понимает. А все дело в ласковом отношении к животному. Осторожно подмоет она вымя, подключит аппарат и что-то напевает буренке ласковое. А та вроде бы слушает и молоко отдает…» Но сегодня меня зазвал к себе полковник Сайко из Первого Главного Управления. Конечно, через моего непосредственного начальника в Пятерке майора Безуглова. Насколько я мог выведать у майора, товарищ Сайко курировал несколько «почтовых ящиков», которые выполняли какие-то технические работы в интересах Комитета.

Полковник предстал дядькой предпенсионного возраста с весомыми щеками, чьи краснота и размеры несколько превышали пределы приличия. Кроме того, он, хотя и расправил погоны, как орел крылья, даже не вышел из-за большого почти квадратного стола, предпочтя сохранить дистанцию. Однако улыбающаяся вширь и вкось физиономия не свидетельствовала о замкнутости и снобизме. Все ясно, дедок не смог удержаться да и принял в памятный день кончины Хозяина. Поэтому опасается, что я почую аромат, характерный для spiritus vini, весело плещущегося в объемном пузе.

– Догадываешься, товарищ капитан Фролов, зачем я тебя вызвал?

– Не привык себе лишние вопросы задавать, товарищ полковник. - скромно отозвался я.

– Совершенно правильно поступаешь. Но давай все-таки начнем с начала. Как ты к Лаврентию Павловичу относишься?

Для подначки и проверки этот вопрос явно не годился. Только Хозяину такой кадр как Берия мог пригодиться. Партии он и в пятьдесят третьем, и сейчас нужен, как заднице монтировка. Тем более, что заляпаные красной жижей сапоги Хозяина вытерли именно Лаврентием Павловичем.

– Я, товарищ полковник, отношусь к Берия, как и партия -сугубо отрицательно.

– Между прочим, зря. Он был не психом-параноиком, зацикленном на каком-нибудь лозунге, а человеком дела, и помимо большого воинственного члена имел неплохую башку. Атомную бомбу благодаря кому мы получили в сорок девятом? Ракетную ПВО в пятьдесят втором? Водородную бомбу в пятьдесят третьем? Даже баллистическую ракету в пятьдесят шестом? А, капитан?

– Я в пятьдесят шестом еще под стол пешком ходил, так что вам виднее, товарищ полковник.

Сайко удовлетворенно крякнул, когда услышал, что ему виднее, и продолжил уже в полный голос, безо всякой опаски.

– Лаврентий после войны выскреб из лагерей, выудил из рудников, снял с лесоповала всех уцелевших физиков, математиков, химиков и таких прочих. Да, Берия держал их под замком, не дозволял творческих и иных удовольствий, но товарищи ученые вкалывали уже не киркой и пилой, а мозгом, менталитетом своим.