Джон Джейкс - Тайны далекой звезды

«Помоги командиру», твердил себе Роб. «Встань и помоги ему».

Роб с трудом поднялся – земля под ним качалась из стороны в сторону. Первое, что попалось ему на глаза, – были белые зубы Безродного. Робу показалось, что тот смеется от удовольствия, получаемого им от того, что он душит Саймона. Командир так и держал свой лазер в правой руке. Незаметно он перевернул оружие. На лице Саймона появилось бесстрастное, необычное для него выражение. Он вдруг превратился в настоящего, профессионального полицейского, прошедшего в свое время специальную подготовку и владеющего особыми приемами для самозащиты. Командир сильно ударил Безродного по переносице рукоятью лазерного оружия.

Потом левой рукой Саймон разжал пальцы, сжимавшие его шею, и сильно надавил сонную точку возле правого уха Безродного. И на этот раз все кончилось так же, как при первом нападении полусумасшедшего отшельника.

Однако теперь командир предпринял дополнительные меры предосторожности. Он перевернул лишившегося сознания Безродного на живот, поднял превратившиеся в лохмотья края его вылинявшей на солнце и ветре рубашки и сорвал с него полоску волокнистой пластмассы, которая служила бродяге ремнем. Он попросил Роба посветить ему. Роб поднял с земли фонарь Саймона, соединил два луча вместе и направил их на руки командира, связывавшего запястья Безродного.

Лицо Линга было хмурым. Он спрятал лазер обратно за пояс и сказал:

– Этот человек нам нужен.

Потирая ногу, ушибленную Безродным, Линдси спросила:

– Вы считаете, что он действительно сделал то, о чем говорил?

– Да. Думаю, и о корабле отца он рассказал все так, как было на самом деле, – ответил Роб.

Ощущая боль в душе Роба, Саймон участливо сказал:

– Тебе пришлось проделать такой длинный путь, чтобы услышать этот ужасный рассказ. Когда мы выйдем отсюда…

– Если нам удастся выйти, – дрогнувшим голосом заметила Линдси.

– Зачем ты так говоришь, моя девочка? Мы обязательно выйдем. Я хотел сказать Робу, что потом мы можем вернуться сюда с эксгумационным прибором. Семь лет – не такой большой срок. Существуют научные методы, с помощью которых можно определить точно, кто эти люди, похороненные здесь. Тогда у нас будет возможность убедиться, действительно ли…

– Я не хочу открывать могилы, сэр. Я уже знаю правду.

– Если допустить, что Безродный – или Моссроуз – ничего не выдумал. Помни, твой отец пытался помочь ему. Этого нельзя не брать в расчет.

– Оказалось, что все обвинения, вынесенные моему отцу комиссией, предъявлены ему правильно, потому что соответствуют его действиям. Он все сделал так, как по моему твердому убеждению не должен был делать.

– Ты что, парень, беспристрастно судящий компьютер?

Уязвленный, Роб вскинул голову:

– Что, сэр?

– Твой отец поступил так, как поступил, потому что был уверен, что иначе не может.

– Я защищал его перед всеми, сэр. Опровергал все плохое о нем.

– Твой отец был человеческим существом! Не машиной, имеющей внутри системы автоматической защиты и способной производить миллиард операций в секунду. Ты ясно представляешь, что такое быть обычным человеческим существом? Это значит, кроме всего прочего, быть несовершенным!

Громадная тяжесть опустилась на Роба, у него появилось такое ощущение, что он вообще лишился способности что-либо понимать и оценивать. Он осознавал только то, что они погребены в этих пещерах Далекой звезды, и испытывал весьма смутный, чисто теоретический интерес к самому себе и к своим сотоварищам. Его силы совершенно иссякли.

Он вспомнил годы, проведенные на Ламбет-Омеге, свое вечно израненное лицо, издевательские выкрики из толпы интернатских мальчишек, с которыми он дрался, защищая репутацию отца.

Он вспомнил свое приподнятое, радостное настроение при отъезде с Деллкарт-4. Тогда он был уверен, что узнает настоящую правду о прошлом.

Вся боль, все надежды и старания – были напрасны.

– Не приковывай себя цепями к прошлому, Роб, – умоляюще сказал Саймон. – Я понял, что прошлое занимает все твои мысли и не дает тебе жить, еще тогда, когда впервые услышал твою историю. Возьми себя в руки. Не казни себя за то, что человек просто сделал ошибку.

– Две тысячи мертвых… – снова начал Роб. – Ну,хватит!– голос Саймона прогремел по пещере. – Это была, действительно, трагедия! Но все уже в прошлом! Прошло и забыто! Галактика жива. Жизнь продолжается. – Я хотел доказать, что он невиновен. Мне было очень важно это доказать.

– А убедился в том, что он был человеком, похожим на всех других людей. Вот тут ты делаешь ошибку, Роб. Осуждаешь его вместо того, чтобы любить.

– Неправда. Я дрался за него, потому что любил его.

– Значит, не очень. Ты осудил его, своего собственного отца, так же, как осудили его все остальные жители галактики. Люди решили, что он плохой капитан. Но разве можно считать его плохим отцом? Плохим человеком? По-твоему, так и выходит. Тебя во всей этой истории волнует и твое личное «я». Ты старался спасти не только репутацию отца, но и свою, Роб. Ты хотел, чтобы мнение других людей о тебе было безукоризненным, отполированным до блеска. Для чего? Я не понимаю. Чтобы быть похожим на блестящего, без единого изъяна робота-воспитателя, о котором ты рассказывал? Ты не будешь и наполовину таким человеком, каким был твой отец, Роб. Он пытался помочь Моссроузу. И нельзя обвинять капитана Эдисона в том, что последствия оказались такими трагичными. Судя по всему, ты никогда не поступишь так, как отец. Ты будешь всю жизнь заботиться только о себе. Будешь бояться жизни. Бояться ошибок. Бояться… – Ошибок?– беспощадные слова Саймона задели Роба за живое. – Мы оказались в капкане. Чья это ошибка? Ваша! – Роб!

Окрик Линдси как-то вдруг освободил его от боли, нараставшей внутри. Ему стало ужасно стыдно и горько за себя. Он быстро предпринял попытку исправить положение.

– Извините, командир.

– Ладно, я не должен был говорить с тобой таким тоном, я тоже виноват, – ответил Саймон. – Мы все в страшном напряжении. Но ситуация не такая уж безнадежная, как кажется.

Командир проверил связанные руки Безродного. Тот был все еще без сознания. Когда Саймон выпрямился, он показался Робу таким, каким был там, в Тчерчилле, – энергичным, спокойным, без напускной веселости.

– У нас нет недостатка в воздухе. А вот с едой и водой – критическое положение. Мы не сможем долго продержаться без них. Но нам точно известно, что выходы отсюда есть. У меня нет сомнений, что наш спящий друг таки забил верхний вход в корабль. С помощью вас двоих я мог бы подняться к пролому и проверить, так ли это. Однако я считаю, что мы должны использовать наши силы более рационально.