Андрей Быстров - Кардинал интернета

Корин покосился на нее недоверчиво. Не то чтобы он не нравился женщинам - скорее наоборот, но на улице с ним знакомились впервые. Он колебался. Возможно, все-таки они подослали ее. Хотя вряд ли - уж очень простодушно она выглядела. Да и что она может с ним сделать? Убить, отравить? Но если они решили убрать его, доберутся так или иначе. Если быть настороже, то не сразу, но в конце концов они все же убьют его. Правда, зачем... Из чистой мстительности? Вчерашний гость не сказал ему ничего такого, что могло бы представлять реальную опасность для них. Всё это слова, одни слова.

Ладно, мысленно сказал он ей, черт с тобой. Если ты и от них попробуй,возьми меня голыми руками. Я проведу с тобой несколько приятных минут и заодно натяну им нос.

- Меня зовут Сергей, - сказал он.

- Марина, - она вспыхнула и протянула узкую ладошку, которую он осторожно сжал.

- Где же мы с вами увидимся?

- А мы уже увиделись, - хихикнула она. - И вообще, я вас давно приметила. Я живу во-он там, - она указала на дом в конце квартала, - а вы ходите в бар пить пиво. Видите, я все про вас знаю.

Корин усмехнулся. Так уж и все.

- Ладно, вот что. Давайте я провожу вас домой, а вечером приходите ко мне, идет?

- Так вот, сразу?

- Ну, не хотите сразу, давайте потянем месяца два. Я буду писать вам нежные письма.

Она засмеялась.

- Опасный вы человек, Сережа. Интересно, кто вы по профессии?

- Шпион. Правда, в отставке.

Марина снова прыснула.

- Я почему-то сразу так и подумала. Ну, пошли, Джеймс Бонд?

У подъезда Корин сообщил Марине свой адрес, объяснил, как лучше пройти. Они договорились, что он будет ждать ее в восемь часов.

- Плюс-минус пятнадцать минут, - уточнила девушка, послала ему воздушный поцелуй и скрылась за дверью. Корин выждал с полминуты и вошел за ней. Подъезд был проходной, но само по себе это еще ни о чем не говорило.

Смахивая влажной тряпкой пыль в углах комнаты, Корин не переставал думать о Марине. Что-то не сходилось в ее истории. Мозаика не складывалась - вернее, складывалась, да не так. Вчерашний визит. Сегодняшнее первое в жизни уличное знакомство Корина. Проходной подъезд. Ответ напрашивался, и разумное решение в сложившейся ситуации было только одно. То, которое и принял Корин. Пригласить ее к себе. Опасность известная и ожидаемая не так страшна, как грозящая из-за невесть какого угла.

Корин включил телевизор. В последнее время он пристрастился смотреть футбол и с сожалением думал о завтрашнем дне, когда он лишится этого удовольствия. В дверь позвонили без пяти восемь, как раз после очередного гола.

Марина была в желтом платьице, которое очень шло к ее льняным волосам. Жалкая хибара Корина произвела на нее удручающее впечатление, которое она и не пыталась скрыть.

- Хило живут шпионы в отставке, - заметила она, разочарованно оглядывая убогую квартирку. - Я думала, вам полагается персональная пенсия и все такое.

- Мне полагалась пуля в затылок, - сказал Корин. - Но судьба была милостива, и я всего лишь попал в тюрьму.

- Повезло вам. Нет, ну а правда, где вы работаете? Скажите, не бойтесь. Мне плевать на все эти престижные профессии.

- Да нигде, - ответил Корин. - Я пьяница и разгильдяй. Посидите пока здесь, - он указал на кресло, - журналы полистайте... Или вот футбол. Футбол любите? Я пойду приготовлю бутерброды. Кроме вареной колбасы, ничего нет. Вчера были фрукты, да я их съел... И вообще, - продолжал он уже из кухни, повысив голос, - давай на "ты", без церемоний, о`кей?

- О`кей, - донесся мелодичный голосок, перекрывающий взволнованное комментаторское "кто-то там проходит по правому флангу, отдает кому-то в штрафную площадку... Ай-ай-ай..."

Корин появился с тарелкой бутербродов и остатками "Джека Даниельса". Первую рюмку Марина опрокинула так лихо, будто занималась этим всю жизнь, и тут же налила по второй. Еще одна странность, подумал Корин. Споить она меня хочет, что ли? Ну, это дудки, тут мы с тобой потягаемся.

- Выключи этот дурацкий телевизор, - попросила Марина. Корин потянулся к кнопке. Тяпнули по второй, с третьей она не спешила. Разговор шел легкий, беспередметный, перескакивающий то и дело с ее учебы на искусство, с искусства на спорт, опять на учебу и так далее. Корин неожиданно обнаружил, что очень пьян. Он попытался взять бутылку и промахнулся, глупо хихикнул. В его сознании закружились какие-то странные розовые призраки, его потянуло в сон. Усилием воли он попытался вырваться, но розовую волну сменила черная, и он уже ничего не видел. "Отравила-таки, - вяло и безразлично подумал он. - Когда только успела... Неужели, пока я выключал... Ай да Марина... О юность наивная..."

Он ухватился за край скатерти, тяжело рухнул на пол, увлекая за собой все, что было на столе, и в звоне бьющегося стекла растворился его мир.

9.

31 мая 1993 года

11.05 московского времени.

Корин застонал. Все тело болело так, словно накануне им долго колотили о каменные стены. Боль стучала в висках чугунными молотами по стальным наковальням. Он попытался открыть глаза и не смог. Протянул руку - пальцы уперлись в холодную шероховатую поверхность. Красная пелена затягивала сюрреалистические образы чудовищных, безумных снов, где он был огромным, раскрывающимся во Вселенную черным апельсином, бесконечным повторением своей же собственной боли. Что это такое? ЛСД?

Ему все же удалось поднять веки. Что-то белое качалось, расплывалось, дрожало перед глазами. Потом призрачный абрис медленно сфокусировался в металлическую раковину. Корин осторожно пошевелил руками и ногами. Каждое движение вызывало невыносимую боль, но переломов, кажется, не было. А почему он подумал о переломах?

Ему смутно припомнилась тускло освещенная просторная камера, какие-то получеловеческие, полузвериные рожи перед глазами, мелькание кулаков и ног. Его били? Его бросили в камеру к уголовникам? Он не помнил, не мог вспомнить больше ничего. Тяжким усилием он приподнял свинцовое тело, сел на топчане, дотянулся до крана и открыл воду. Сунул голову в раковину. Холодная вода потекла за воротник рубашки. Он встряхнулся, как спаниель после купания, и чуть не заорал от боли. Теперь он видел окружающее более или менее ясно. Он находился в небольшой - два на три метра - камере без окон с бетонными стенами. Здесь не было ничего, кроме топчана, раковины, табурета и голой лампочки высоко на стене. Он был один, глазок для надзирателя в серой стальной двери закрывала металлическая шторка.

Память возвращалась кадрами, фрагментами, будто прокручивался сумасшедший фильм, смонтированный вконец спятившим авангардистом. Итак, вчера он выпил рюмку виски, отравленного каким-то психотропным препаратом в лошадиной дозе, и потерял сознание... Надолго? Во всяком случае, когда он открыл глаза (это вовсе не означает "пришел в себя"), за окном было уже темно. В комнате царил ужасающий разгром, как после пьяной драки. Марина лежала ничком на диване, свет чудом уцелевшей настольной лампы падал на ее разодранное в клочья желтое платьице, сплошь залитое кровью. В горле мертвой девушки зияла черная рваная рана. Орудие убийства (горлышко от разбитой бутылки из-под "Джека Даниельса") Корин сжимал в руке. Он отбросил обломок, подполз к девушке, он гладил ее волосы, ее прекрасное мертвое тело. Кажется, он рыдал. Прости меня, прости. Я мог, я должен был догадаться. Чем же они зацепили тебя, бедный, наивный ребенок? Забили тебе голову сектантскими бреднями или попросту пообещали новые джинсы? Какая теперь разница. Тебя уже нет, а я жив... Жив. На их беду.