Илья Стальнов - Палачи из телевизора

– Война, – горестно покачала головой женщина. – Она, проклятая… Не взыщите, мне к соседке надо, – заговорщически прошептала она.

«Какая-нибудь связная по сценарию», – решил Лаврушин.

Дверь за ней захлопнулось Тут настало золотое время для мальчишки. Он начал морочить гостей распросами:

– Дядь, а дядь, а вы большевики или коммунисты?

– Большевики.

– А в Москве где работали?

– Мы с этой, как ее, черти дери, – Лаврушин пытался что-то соврать. – С трехгорки.

– И Ленина видели?

– Видели, – кивнул Степан, – По телевизору.

– Степ, ты сдурел?

– А, то есть, – растерявшийся окончательно Степан едва не брякнул «в мавзолее», но вовремя прикусил язык. – На митинге.

В дверь постучали замысловатым узорным стуком – наверняка условным. Мальчишка побежал открывать. В коридоре послышались шорохи, приглушенная беседа. Лаврушин различал голоса – мужской и детский: «Кто такие?», «Трехгорка… от солдат бежали», «Ленина видели», «большевики».

В комнате возник невысокий, в кожаной куртке и рабочей кепке мужчина с проницательным взором и картинно открытым лицом.

– Здравствуйте, товарищи, – заявил он.

– Вечер добрый, – сказал Степан. Лаврушин приветственно кивнул.

– Зовите меня товарищ Алексей, – представился пришедший. Друзья представились. Из последовавшего разговора выяснилось: на дворе девятнадцатый год. Действие фильма происходит в центральной России, в небольшом городе, который не сегодня завтра будет взят Красной Армией.

В свою очередь путешественники наплели подпольщику, что были в красноармейском отряде, их разбили, теперь пробираются к своим. Заодно, немножко приврав, рассказали о встрече с капитаном-держимордой и дитем порока смазливым поручиком.

– Контрразведка, – сказал товарищ Алексей. – Изверги. Ну ничего, Красная Армия за все воздаст душителям трудового народа… Теперь к делу. Вы, видать сразу, люди образованные, грамоте обученные. Небось книги марксистские читали.

– Читали, – кивнул Степан. – «Капитал» там. Присвоение прибавочной стоимости – очень впечатляет. «Шаг вперед, два шага назад». Союз с середняком. Два семестра зубрил, – и едва сдержался, когда с языка рвалось «эту хрень».

Товарищ Алексей посмотрел на него с уважением.

– Нам нужны агитаторы, – воскликнул он. – Знайте, подпольный ревком действует. Мы поможем Красной Армии.

– Ну и ну, – покачал головой Степан, кляня себя, что распустил язык насчет своих марксистских познаний. Но товарищ Алексей истолковал это восклицание посвоему.

– Мы скинем ненавистных беляков. Установим царство счастья и труда. Пойдемте, товарищи, у нас сход.

Путешественников поразило, с какой легкостью им поверили. Деваться было некуда, пришлось идти.

Поплутав по переулкам, друзья и их сопровождающий оказались на территории полуразвалившегося заводика. Вверх вздымалась красная кирпичная башня. Через узкий проход протиснулись в просторное помещение, раньше, похоже, оно служило складом продукции. Оно было завалено ящиками, металлическими брусками. Керосиновая лампа отвоевала у темноты часть склада.

В сборе было человек пятнадцать. Среди них были и крепкие по-рабочему, фотогеничные, как на подбор, парни с пламенем в глазах и энергичными движениями, были и пожилые седые рабочие с мудрыми улыбками. А один из присутствующих сразу не понравился – лицо мерзкое, худой как щепка, и глаза воровато бегают.

Товарищ Алексей представил путешественников как агитаторов из Москвы и открыл сход. На железную пустую бочку с громыханьем карабкались поочередно ораторы. Они клеймили империализм, белую армию, Деникина, Колчака, хозяйчиков, пьющих кровь из рабочего класса.

На бочку взобрался вихрастый, лет восемнадцати парнишка – самый пламенный и самый фотогеничный из числа беззаветно преданных, чистых, немного наивных рыцарей революции. Звали его Кузьма. Говорил он долго и искренне. Закончил свою затянувшуюся речугу словами;

– Как говорил товарищ Маркс, мы наш, мы новый мир построим!

После этого товарищ Алексей заявил, что сейчас выступят агитаторы из Москвы, которые самого Ленина видели. Испуганного Степана затолкали на бочку, с которой он тут же едва не навернулся. Помявшись, он начал:

– Друзья, – решив добавить пафоса, он крикнул: – Братья!

Не зная, чем продолжить, замолчал. На него смотрели ждущие глаза. И он, зажмурившись, начал без оглядки плести все, что приходило в его голову:

– Враг не дремлет! Контрреволюция костлявой рукой хочет задушить советскую власть! Недобитые белогвардейцы, скажем даже, белобандиты, тянут щупальца к Москве, хотят отдать Россию на поругание! – он постепенно входил в роль. – Не буду скрывать, товарищи, положение серьезное. В столице не хватает топлива, хлеба. Мяса, масла, – начал он перечислять все задумчивее. – Мыла, холодильников, стиральных машин.

– Да ты что? – прошипел Лаврушин.

– Ах да, – очнулся Степан, отгоняя как наяву вставшие перед мысленным взором картины пустых горбачевских прилавков. – В общем, много чего не хватает. Но партия во главе с вождем мирового пролетариата Лениным твердо держит штурвал истории в своих руках. Мы победим! Да здравствует революция! Ура, товарищи!

– Ура, – приглушенно прокатилось по помещению.

Кузьма было затянул «Интернационал», но его одернули из соображений конспирации. Перешли к обсуждению конкретных планов: захват почты, телеграфа, мобилизация рабочих отрядов, агитация в войсках. В разгар обсуждения раздался истошный вопль:

– Руки вверх.

Со всех сторон в помещение посыпались солдаты в серых шинелях и с ружьями наперевес. Из темноты, как демон из страшного сна, появился держиморда-капитан.

– Товарищи, я уполномочен закрыть ваше собрание, – язвительно произнес он.

Из толпы рабочих выскочил тип с неприятным лицом, который с самого начала так не понравился Лаврушину. Кланяясь держиморде, подобострастно загнусил:

– Все здесь, господин капитан. Тепленькие.

– Молодец, Прохор. Получишь награду, – улыбнулся зловеще штабс-капитан.

– Дела-а, – прошептал Степан…

Когда членов ревкома выводили, товарищ Алексей затеял красивую, как в кино, драку, богатырскими движениями раскидывая наседавших шпиков. Но его все равно скрутили, а он кричал: «Мы победим».

Всех затолкали в грузовики с обещаниями к утру расстрелять. Затем – тесный тюремный коридор, удары прикладом в спину. Наконец, первопроходцев псипространств запихали в небольшую тюремную камеру. Сверху сочилась вода. Из угла доносились шорохи. Крысы? Наверняка.

Лаврушин уселся на гнилой копне соломы в углу. Страх, появившийся после погони, стрельбы на улицах, ушел, осталось раздражение. Бояться нечего. Бензин в генераторе на исходе. После того как он кончится, они возвратятся. Но все равно местечко приятным не назовешь. И холод – зуб на зуб не попадает. Не топят тут, что ли?