Карел Чапек - Первая спасательная

- А какая жена у Мартинека? - поспешно меняет он разговор.

- ...Не знаю.

- Вот отец, этот Мартинек! Только и знает, что дети, дети, дети... То-то радость, должно быть, когда человек так крепко детишек любит, брякнyл Стана и опять пожалел - ах, вернуть бы эти слова! Адам ничего не сказал, даже не вздохнул, точно в нем вce замерло. Такое дурацкое слово... точно ты камень швырнул в пропасть; страшная тишина, камень все летит, летит, конца не видно, боже, какая глубина! Наконец доносится стук - камень упал на дно; Адам перевел дух и прибавил шагу. Станда не знает, о чем еще заговорить; глубоко несчастный, он бежит вприпрыжку рядом с длинным Адамом, кусая губы.

- Как вы думаете, удастся спасти тех троих? - спросил он, когда молчание стало совсем невыносимым.

Адам почему-то долго обдумывает ответ, - Не знаю, - бормочет он погодя.

- Хотел бы я видеть, - не унимается Станда,что там без нас сделали.

- ... Может, уже проходку начали, - выдавливает из себя Адам. - Если там воздухопровод в порядке... Вам нравится... тебе нравится работать в шахте?

- Что вы имеете в виду? - озадаченно спрашивает Станда.-Работать в завале?

- Нет, вообще, - рассеянно бормочет Адам. - Вообще работа в шахте.

- Ну, я уже привык, - браво отвечает Станда; это не совсем так, но никто не должен об этом знать.

- А мне... не по душе как-то, - медленно говорит Адам. - Мне все кажется, вроде на меня что-то падает.

- Вам страшно, когда вы едете вниз? - изумился Станда.

- Э, страшно... Чудно мне. Вот когда я внизу работаю... тогда уж ничего такого в голову не приходит, понимаешь? Это только когда клеть вниз идет... точно проваливаешься.

- А давно вы...

- Двенадцать... двенадцать лет. Думал, со временем пройдет. - Адам почесывает длинной рукой затылок.- Я только спросить... у тебя тоже такое глупое ощущение?

Станде странно, что Адам заговорил о себе; может и мне рассказать ему что-нибудь о себе... например, что я, собственно говоря, человек ученый и только несчастное стечение обстоятельств привело меня сюда? Адам, конечно, понял бы...

Станда чувствует особую симпатию к этому высокому тихому шахтеру; ему хочется сказать Адаму что-нибудь задушевное, серьезное, что навсегда останется между ними двумя.

- У тебя, кажись, есть книжки, Станда, - с расстановкой произносит Адам. - Я раньше тоже читал; да у всякого свое... - Адам, видимо, колеблется, - не дашь ли какую Марженке...

- С удовольствием, - поспешно отвечает Станда, чтобы Адам не заметил, как в нем все дрогнуло.

- Она... много читает, - задумчиво продолжает Адам. - Понимаешь ли, я... тоже иной раз заглядываю в ее книжки, да... да непонятно мне это.-Адам остановился. - Откуда люди могут знать, о чем пишут! Вот ведь глядишь на человека... всю жизнь... и не знаешь о нем ничего, хоть тресни. Да и как... к примеру... можно догадаться, кто что думает или чувствует? А в романах... все известно. Ей-богу, не понимаю я этого... - Адам покачал головой и снова двинулся вперед. - Тебе-то легче! Ты человек ученый...

- Откуда вы знаете?

- Говорили. Однако ни к чему это, тоже когданибудь все позабудешь. Понимаешь, шахта... из нее не выбраться.

- Почему?

- ...Не знаю. Глядишь на остальных... как на чужих, точно они из дальних стран, что ли. Мне все кажется, притронусь к чему - и испачкаю углем. И всегда так... не переборю себя ни за что... Марженка шьет ведь... А я уж и не вхожу в комнату, чтобы чего не измазать. Не знаю... тебе не кажется, как мне, что ты весь в угольной пыли?

- Кажется! - торопливо подтвердил Станда, и сердце его заныло от жалости. Бедняга Адам! Бедняга Адам, как он хочет что-то оправдать, что-то o-бъяснить! Бедный, растерянный Адам!

Адам перевел дух.

- Вот видишь. От этого не отмоешься никогда. Может, другим это и не мешает... не знаю.

Адам замолчал и пошел еще быстрее, Станда еле поспевал за ним. Бедняга Адам! Совсем недавно он выделывал губами "пом-пом-пом" н раскачивался всем телом в такт песне, а сейчас мчится рысью, согнувшись под своим крестом. Больше нет никакой команды, остались опять только Адам и Мария, и есть Станда со своим одиночеством; каждый опять стал самим собой, каждый сам по себе, и каждый страшно одинок. Возможно, что и "пес" Андрее сейчас одинок, и Пепек, и каменщик Матула, и Суханек; все остались наедине со своими заботами или горем и спешат домой, понурив голову...

Адам останавливается у калитки своего домика.

- Я был... очень рад, - с трудом выговорил он. - Ну, доброй ночи.

И его костлявые, сухие, горячие пальцы крепко пожимают руку Станды. И Станда опять чувствует нечеловеческую усталость и... даже грусть. В темноте на цыпочках поднимается он в свою мансарду; раздеваться ему не хочется, и он сидит на краю постели... до того ему вдруг стало грустно. Внизу звякнула щеколда; заговорит ли кто-нибудь внизу, скажут ли что-нибудь друг другу эти двое, разве им нечего сказать? Тишина; где-то вдали свистит и грохочет поезд с углем. Снизу доносятся осторожные шаги, тяжело скрипнула постель Адама - и молчание сомкнулось, как черные воды омута. "Бедняга Адам, сочувственно думает Станда, - бедняга, бедняга!" И мысли , его обрываются...

XVII

Утром Станда проснулся с блаженным чувством: сегодня не нужно идти в школу. Он еще сладко потянулся и только тогда спохватился - какая там школа! А вот в шахту он поедет только в пять часов.

Только в пять часов-уйма времени впереди, будто на каникулах. На улице солнечный день, хотя под утро прошел дождик; внизу щебечет канарейка и воркуют голуби, у соседей сердито кудахчет курица; Станда поспешно вскакивает с постели, чтобы не упустить ничего из всей этой прелести. Кое-как он смочил лицо и волосы водой и бежит вон, топает по лестнице, как лошадь, и останавливается на пороге.

Боже, какой чудесный день!

В садике Адам наклонился над цветами и ковыряется в клумбе. Вот он поднял голову, и на его продолговатом, худощавом лице появляется подобие улыбки,

- Доброе утро! - восклицает Станда.

Адам выпрямился.

- Здорово, Станда. Там... там тебе завтрак приготовлен.

Правда, об этом не уславливались, когда сдавали комнату, но, видно, сегодня день такой, вроде как праздничный... ну и ну, дела-то какие! Я тут ужо почти как дома, - радуется Станда.

- Сейчас приду, - кричит он, - только за газетами сбегаю.

Читать утром газету - это тоже все равно что праздник. Шахтерский поселок точно вымер, мужчины работают, только мы свободны, - ну, просто чуде!

- Марженка, дай Станде позавтракать, - говорит Адам в окно, и Станда солидно идет за газетами.

Солидно, еще бы! Хотя он предпочел бы скакать на одной ножке, так все его веселит.

Теперь он сидит у Адамов в кухне и развертывает газету. Мария приносит ему на подносе завтрак - Стакда косится на ее белые руки, покрытые золотистым пушком; что сказала бы она, если бы он поцеловал ее вот сюда, у локтя - наверное, уронила бы поднес и сказала бы вполголоса: "Что вы делаете?" - "Зто я просто от радости, пани Мария, сегодня можно, такой уж нынче день!"