Александр Абрамов - Все дозволено

Теперь уже рассердился Капитан.

— Да, является, — вмешался он. — Но труд не отупляющий и бессодержательный, требующий такого же отупляющего и бессодержательного отдыха. Такой труд на Земле заменяют машинным. Не знаю, почему вы этого не сделали. Ведь он даже на участках, требующих самой высокой квалификации, ничего не создает, не улучшает, не совершенствует. Вы исключили всякое творчество, погасили изобретательскую мысль, любую попытку придумать что-то новое, что-то улучшить, что-то изменить. Все стабильно, неизменно, неколебимо. И все же труд Голубого города — основа и фундамент вашей цивилизации. Уничтожьте его — и развалятся Аора с Нирваной. Рассыплется в прах все двухслойное здание вашего идеального мира. Есть еще на Земле такое ничтожное паразитирующее насекомое — клоп, иногда беспокоящее человека. Раздавите его, и человек останется жив, а клопа не будет. Но уничтожьте человека, и насекомое исчезнет как вид — не на ком будет паразитировать. По-моему, в этой побасенке суть и будущее вашей цивилизации. Ложность не в цвете солнц, а в ее социальной структуре.

На этот раз аквариум не послал реплики. Мозг безмолвствовал, кое-где заметно пульсируя. Может быть, в нем смещались далеко обгоняющие человеческую мысль цепи ассоциаций, взвешивая и оценивая суждения землян. Капитан и Библ обменялись недоуменными взглядами. Что это? Конец беседы? Но долгожданная реплика наконец дошла до их сознания в лаконичной формулировке:

— Без Аоры и Нирваны мне Голубой город не нужен. Это один из компонентов техносферы моего мира.

— Если исчезнет земная техносфера, — сказал Капитан, — человек ее восстановит. Может ли это сделать гедониец?

— Нет.

— Но можно ли научить его конструировать, строить, изобретать?

— Нет. Циклы обучения стабильны и неизменны.

— А психика? Мысль? Поиск?

— Бытие живой материи запрограммировано навечно.

— Тогда я повторю мысль Библа. В вашем мире не больше жизни, чем в замерзшем аммиаке на мертвых планетах.

— Я обдумаю ваши суждения, и, если найду их правильными, вы узнаете об этом не от меня.

Мозг «замолчал», и тотчас же оба землянина, не сговариваясь и не колеблясь, движимые чужой, хотя и неощутимой волей, шагнули из белой кипени зала на вытоптанную лужайку в низкорослом кустарнике, где стоял их никем не тронутый вездеход.

Связку с черной пустыней нашли минут через десять, и только тогда Капитан осторожно спросил:

— Ну как?

— Он думает в сто раз быстрее нас, — сказал Библ.

— Ну и что?

— Может быть, информация уже передана Координатору. Я имею в виду поправки к программе.

— Какие?

— Исходящие из нашей беседы. Он не будет ни лицемерить, ни обманывать себя, ни утешаться иллюзиями. — Библ говорил загадочно, словно нехотя, что-то соображая.

— Ничего не понимаю, — сказал Капитан, — что вы подразумеваете?

— Опасение. — Библ почти вплотную придвинулся к уху соседа. — А что, если он согласится с нашей оценкой его создания?

Капитан задумался.

— Что мы можем предвидеть? Это не человеческий мозг. Даже не мозг гения. Это супермозг.

— Выводов, конечно, предвидеть нельзя. Но можно предположить. Один из вариантов: уничтожить станцию и нас, свидетельство которых может иметь для него нежелательные последствия. Но я лично в это не верю. Так поступил бы ум низкий, трусливый, несовершенный. Опаснее другое: он может уничтожить себя и свое детище.

— Вместе с нами?

— Возможно, если ему не помешают.

— Кто?

— Хотя бы мы.

Капитан крякнул: он привык понимать с полуслова.

— Тогда поторопимся.

Станция уже показалась на горизонте. Еще несколько минут, и на фоне ее выросли бежавшие навстречу вездеходу фигурки. Капитан остановил машину:

— Что случилось?

— Лиловое солнце погасло, — сказал Малыш.

Лилового солнца действительно не было. По дуге от горизонта к зениту, отклоняясь в сторону от палящего солнца пустыни, неярко светили голубое, синее и зеленое, как уличные карнавальные фонари, зажженные при дневном свете.

— Конец Нирваны, — сказал Библ.

— Может быть, только отраженное солнце погасло, — предположил Капитан.

— Не знаю, какова их роль в сопредельных пространствах.

Библ поглядел на часы-браслет.

— Прошло тридцать восемь минут с момента нашего выхода. Бесследно уничтожить за это время целый мир — задача, едва ли посильная даже для их техники. Но разве велика масса этого мира? Энергетические поля, гравитационные уровни и бытовые вещи, переданные из Голубого города какими-нибудь структурными передатчиками. Только люди. Такие же структурные распылители уничтожат их в доли секунды.

— Почему уничтожат? Зз-ачем уничтожат? — заикаясь, спросил Алик. Ни он, ни Малыш ни о чем не догадывались.

Библ кратко изложил свою гипотезу:

— Аору тоже уничтожить недолго. Зеленое солнце погаснет позже — слишком велика масса живой материи. Голубой город они оставят напоследок — там механизм ликвидации. Сначала люди, потом машины. Параллельно уровни, эскалаторы и регенерационные камеры. В заключение самоустраняется Координатор. Что-нибудь вроде лучевого хвоста скорпиона.

— А наша станция? — спросил Малыш.

— Сейчас узнаем. Во всяком случае, попытаемся. Поехали.

— Куда?

— К Учителю. Пока зеленое солнце еще не погасло.

Связку они нашли на том же месте. Зеленое пятно тумана с рваными расплывающимися краями. Такое же, как и полчаса назад. Прошли, из предосторожности включив отражатель, но стрелка индикатора, указывающая на сопротивление поля, не сдвинулась с места: энергетические преграды уже не действовали.

Ехали молча, напряженно, сосредоточенно. Только Алик горячился:

— Не понимаю, зачем ему это нужно. Нервный шок или душевная слабость.

— У него нет души, — сказал Малыш.

— Ну, воля. Воля к сопротивлению, воля к борьбе. Логичнее было бы уничтожить нас.

— Логичнее для ума человеческого, — заметил Библ. — Но это не ум. Это мешок с информацией. Новая информация, внесенная нашим вмешательством, логически обесценивала старую, снимая уверенность в идеальности модели. Но если не идеал, значит, ошибка. Исправить ошибку нельзя — исправления не предусмотрены программой. Но вероятность ошибки допускалась, и самоликвидация, возможно, была запрограммирована. Требовался сигнал. Мы его дали.

Капитан остановил вездеход. Все дальнейшее в точности повторилось, только в белую туманность зала вошли не двое, а четверо. Внутри все выглядело по-прежнему. В центре все так же висела прозрачная емкость аквариума и серый комок, похожий на гигантскую студенистую медузу, просматривался, пожалуй, еще более резко. Но Капитан сразу подметил разницу. Емкость казалась еще прозрачнее, а серый комок опустился ниже, словно на дно, если только ее нижний прозрачный уровень можно было назвать дном. Он уже не двигался и не пульсировал.