Владимир Савченко - За перевалом

С Ило Берн встретился неподалеку от музея – тот с уважительным интересом осматривал каменный секстант обсерватории Улугбека.

Потом, прикинув вероятность встречи знакомца на Земле XXII века среди двадцати трех миллиардов ее жителей, Берн понял, что встреча была не случайной, видно, Ило решил и дальше опекать его. Что ж, профессор был не против. Удары судьбы приводят в отчаяние только глупцов, умного же человека они настраивают на философскую созерцательность – и очень кстати, если обстоятельства благоприятствуют этому.

Старый биолог хоть и не обнаружил, как обычно, свои чувства, но тоже был доволен. Довольны были и «орлы», что их команда увеличилась на одного человека, да какого интересного – пришельца Аля. Дальше они путешествовали вместе.

Но главное было другое. Увиденное в музее настолько потрясло Берна, что личные проблемы отодвинулись на задний план. Он не дотянул до намеченного пункта высадки во времени на сто шестьдесят веков; но если мерить не годами, а изменениями, то перескочил этот пункт на геологическую эру. Еще глядя фильм в музее, Берн подумал: чтобы получить столь наглядную картину изменений климата и поверхности Земли в ее давней естественной истории, пришлось бы снимать с частотой кадр в десятилетие – а не кадр в день.

Мощь цивилизационных преобразований превосходила природные в тысячи раз!

И раз уж так получилось, что он одной ногой здесь, а другой там, в прошлом, то следовало вникнуть в проспанное время. Возможно, после этого он утвердился обеими ногами здесь?

Поэтому последующие недели Берн все свободное (от перелетов и переездов, от несложных обязанностей по команде) время отдавал одному занятию: находил сферодатчик и запрашивал у ИРЦ все новые сведения по истории. Исследования с готовыми концепциями он отклонял, отбирал первичные: сообщения газет и радио, кинохроники, телеролики, даже рекламу – лишь бы во всем чувствовался аромат времени. Наверно, ИРЦ и здесь подыгрывал информационной выразительностью: впечатление от голых фактов получалось порой настолько сильным, что Берн не мог уснуть.

Сообщения, аэросъемки, ноты держав, статистика, призывы деятелей и конференций, телерепортажи, доклады комиссий… Не все говорили малышам, не все имело смысл им говорить. Тер только заикнулся (и то неудачно) о разнобое интересов и действий множества бывших прежде государств, блоков, монополий, мафий, партий. Стремительный взлет цивилизации подверг суровой проверке на разумность этот разнобой, отстаивание всеми своего и пренебрежение общим для всех. Многое не выдержало проверку, осталось по ту сторону исторического перевала.

…Загрязнение среды, надо быть справедливым, заботило людей с самого начала, вызывало протесты, проекты и принятия мер. Но оно было лишь заметной подробностью на грубом нарушении устоявшегося энергетического баланса планеты – оскорбляло глаз, резало слух, шибало в нос… А главный зверь, Рассеянное Тепло, точил когти в безмолвии, в глубокой засаде; он равно набирал силу и от «вредных», и от «полезных» дел. Заводы грохочут, дымят, сливают в реки кислоты; теплоходы и танкеры грязнят океан нефтью; скоростные самолеты уничтожают озон… Это можно засечь, добраться по вещественной ниточке до причин, до виновников, поднять шум, потребовать наказания, компенсации, новых законов… А тепло – чье оно, от чего? Поди узнай. Да и пар костей не ломит.

Дольше всех и прикидывались, будто ничего не происходит, страны с развитой промышленностью и энергетикой. Вбирали население в города, наращивали там ассортимент техники, помогающей уберечься от загрязненной среды; даже, продавая во всем мире эти изделия, выглядели спасителями тех, кто мог купить. Взамен отравленных, отказывающихся родить полей сооружали гидропонные небоскребы, фабрики синтепищи – погрузились не так глубоко, вынырнули первыми. И тем утвердили лозунги: «Была бы энергия!», «Энергия спасает от всего!»

Спасение одних за счет других.

…Часть сведений ИРЦ выдал рекламами тех времен. Реклама респиратора-шумопоглотителя – намордника, охватывающего низ лица, обнимающего уши, с усиками телескопической антенны. Незаменимая вещь на улице, которую тут же показывает ИРЦ: рев потока машин, вонь отработанных газов, пыль от чего-то ремонтируемого-строимого-сносимого (копают экскаваторы, перемещают бульдозеры, бахают автокопры); суета, гам, галдеж стремящихся докричаться друг до друга беседующих; мусорные баки, люки со вспышками сварок… И тем не менее неодобрительно смотрят прохожие на лица немногих, защищенные суперреспираторами. Усмехаются, кивают, показывают пальцами. Оно и понятно: очень уж лица в них похожи на собачьи морды.

Но вот светский раут в загородном парке. Аллеи, рододендроны, кипарисы, розовые кущи. Здесь и помина нет промышленной вони и шума, но все дамы (обнаженные спины, длинные платья, изысканные прически) и их кавалеры (во фраках, мундирах, начищенной обуви, в орденах и нашивках) – в намордниках.

Переговариваются, прогуливаясь по аллеям, посредством радиоустройств. По изгибам спин видно, что дамы довольны остротами кавалеров. У женщин респираторы обшиты нитками жемчуга, украшены драгоценными камнями. Вот – крупно – явная кинозвезда. Неважно, что респиратор исказил черты ее дорогого лица, – все так же обворожителен взгляд лучистых глаз. Покупайте, покупайте, покупайте!.. Бал организован фирмой респираторов.

И дело пошло. Та же улица – но теперь все прохожие в намордниках с антеннами. Девушка, прогуливаясь с парнем, повторяет – со спины – ужимки светской дамы.

Реклама более позднего времени: «В скафандре – как дома!» Снова улица, только теперь на ней респираторными масками не спасешься. Бредут в сине-черном смоге, сквозь который с трудом проникают снопы света от фонарей и реклам, мимо законченных, маслянисто заляпанных стен, шагают через мусорные барханы (пепел, бумага, фольга, пластик) – фигуры космического вида. Только в гермошлеме не плакатный облик – испитое лицо с тревожными, почти безумными глазами. Тело вихляет за прозрачными, купленными на вырост доспехами среди шлангов, карманов, проводов. Их много, удальцов, которым нипочем городские стихии. Некоторые подходят к кубам-автоматам у стен и, подсоединив шланги, опускают жетон: в карманы заливается бурая или синяя вязкая масса. Может, это синтемолоко или синтехлеб с синтемаслом – кто разберет. В скафандре – как дома!.. Лирически бредут сквозь уличный ад прижавшиеся друг к другу двое; скафандр у него вверху пошире, внизу поуже, у нее наоборот – вместе они образуют ласкающий взгляд параллелограмм.

Реклама «Мой скафандр – моя крепость!»: драка, трое на одного. И один этот, хиленький, но в модернизированном и электрифицированном скафандре фирмы А побеждает троих громил в усталых скафандрах фирм Б, В и Г: двоих обращает в бегство, одному разбивает шлем – и тот, надышавшись смога, умирает в забавных судорогах…