Клиффорд Саймак - Город

Новое свойство, сказал себе Дженкинс. Новая способность. Которая постепенно развивалась незаметно для меня самого. Который любой человек, любой робот… возможно, даже любой пес… мог б воспользоваться, суметь бы только разгадать, в чем тут хитрость. Хотя, может быть, все дело в моем туловище, этом самом туловище, которое псы подарили мне в день семитысячелетия. Туловище, с которым никакая плоть и кровь не сравнятся, которому открыты мысли медведя, и мечты лисы, и снующая в траве крохотная мышиная радость. Исполнение желаний. Возможно. Реализация странного, нелогичного стремления во что бы то ни стало получить то, чего вовсе нет или редко бывает, и что вполне достижимо, если взлелеешь, или разовьешь, или привьешь себе новую способность, которая направляет тело и дух на исполнение желаний.

Я каждый день ходил через этот холм, вспоминал он. Ходил, потому что не мог удержаться, потому что меня неодолимо влекло к нему, но я старался не приглядываться, не хотел видеть всех различий. Я ходил через него миллион раз, пока сокровенная способность не достигла нужной силы.

Ведь я был в западне. Слово, мысль, образ, которые перенесли меня в мир гоблинов, оказались билетом в один конец, формула доставила меня туда, а в обратную сторону не работала. Но был еще другой способ, которого я не знал. Да я и теперь его не понимаю.

– Ты сказал что-то про способ, – нетерпеливо произнес Хомер.

– Способ?

– Да, способ остановить муравьев.

Дженкинс кивнул.

– Я выясню. Я отправлюсь в Женеву.

Джон Вебстер проснулся.

Странно, подумал он, ведь я сказал – вечно. Сказал, что хочу спать бесконечно, а у бесконечности нет конца. Все остальное тонуло в серой мгле сонного забытья, но эта мысль четко отпечаталась в сознании: вечно, а это не вечность.

Какое-то слово стучалось в мозг, словно кто-то далеко-далеко стучался в дверь.

Он лежал, прислушиваясь к стуку, и слово превратилось в два слова… два слова, имя и фамилия, его имя и его фамилия.

– Джон Вебстер, Джон Вебстер.

Снова и снова, снова и снова два слова стучались в его мозг.

– Джон Вебстер, Джон Вебстер.

– Да, – сказал мозг Вебстера, и слова перестали звучать.

Безмолвие и редеющая мгла забытья. И струйка воспоминаний. Капля за каплей.

Был некогда город, и назывался он Женева.

В городе жили люди, но люди без идеалов.

За пределами города жили псы… Они населяли весь мир за его пределами. У псов был идеал и была мечта.

Сара поднялась на холм, чтобы на сто лет перенестись в мир мечты.

А я… Я поднялся на холм и сказал: вечно. Это не вечность.

– Это Дженкинс, Джон Вебстер.

– Слушаю, Дженкинс, – сказал Джон Вебстер, но сказал не ртом, и не языком, и не губами, потому что чувствовал, как его тело в капсуле облегает жидкость, которая питала его и не давала ему обезвоживаться. Жидкость, которая запечатала его губы, и уши, и глаза.

– Слушаю, Дженкинс, – мысленно ответил Вебстер. – Я тебя помню. Теперь вспомнил. Ты был с нами с самого начала. Ты помогал нам обучать псов. Ты остался с ними, когда кончился наш род.

– Я и теперь с ними, – ответил Дженкинс.

– Я укрылся в вечность, – сказал Вебстер. – Закрыл город и укрылся в вечность.

– Мы часто думали об этом, – сказал Дженкинс. – Зачем вы закрыли город?

– Псы, – отозвался мозг Вебстера. – Чтобы псы использовали возможность.

– Псы развернулись вовсю. – сообщил Дженкинс.

– А город теперь открыт?

– Нет, город по-прежнему закрыт.

– Но ведь ты здесь.

– Да, но я один знаю путь. И других не будет. Во всяком случае, до тех пор еще много времени пройдет.

– Время, – произнес Вебстер. – Я уже забыл про время. Сколько времени прошло, Дженкинс?

– С тех пор, как вы закрыли город? Около десяти тысяч лет.

– А здесь еще кто-нибудь есть?

– Есть, но они спят.

– А роботы? Роботы по-прежнему бродят?

– Роботы по-прежнему бдят.

Вебстер лежат спокойно, и в душе его воцарился покой. Город по - прежнему закрыт, и последние люди спят. Псы развернулись, и робот бдят.

– Напрасно ты меня разбудил, – сказал он. – Напрасно прервал сон.

– Мне нужно узнать одну вещь. Я знал когда-то, но забыл, а дело совсем простое. Простое, но страшно важное.

Вебстер мысленно рассмеялся.

– Ну, что у тебя за дело, Дженкинс?

– Это насчет муравьев, – сказал Дженкинс. – Муравьи, бывало, досаждали людям. Как вы тогда поступали?

– Очень просто, мы их травили, – ответил Вебстер.

Дженкинс ахнул.

– Травили?!

– Ну да, – сказал Вебстер. – Это очень просто. Мы приманивали муравьев на сироп, сладкий сироп. А в сироп был добавлен яд, смертельный яд для муравьев. Но яд добавляли в меру, чтобы не сразу убивал. Он действовал медленно, понимаешь, так что они успевали его донести до муравейника. Таким способом мы убивали сразу много муравьев, а не двух или трех.

В голове Вебстера жужжала тишина… ни мыслей, ни слов.

– Дженкинс, – окликнул он. – Дженкинс, ты…

– Да, Джон Вебстер, я здесь.

– Это все, что тебе надо?

– Да, это все, что мне надо.

– Мне можно снова уснуть?

– Да, Джон Вебстер. Можете снова уснуть.

Стоя на холме, Дженкинс ощутил летящее над краем первое суровое дыхание зимы. Склон спадал к реке черными и серыми штрихами, торчали скелеты оголившихся деревьев.

На северо-востоке возвышался призрачный силуэт, зловещее предзнаменование, нареченное Зданием. Неуклонно растущее порождение муравьиного мозга, и никто, кроме муравьев, даже представить себе не может, для чего и зачем оно строится.

Но с муравьями можно бороться, есть способ.

Человеческий способ.

Способ, про который Джон Вебстер рассказал ему, проспав десять тысяч лет. Простой и надежный способ, жестокий, но действенный способ. Взять сиропа, сладкого сиропа, чтобы пришелся по вкусу муравьям, и добавить в него яду… Такого яду, чтобы не сразу подействовал.

Простой способ – яд, сказал себе Дженкинс.

Простейший способ. Да только тут нужна химия, а химия псам неизвестна. Да только тут нужно убивать, а убийства прекращены. Даже блох не убивают, а блохи отчаянно донимают псов. Даже муравьев… и муравьи грозят отнять у зверей их родной мир.

Уже пять тысяч лет, если не больше, как не было убийства. Сама мысль об убийстве искоренена из сознания тварей.

И так-то оно лучше, сказал себе Дженкинс.

Лучше потерять этот мир, чем снова убивать. Он медленно повернулся и пошел вниз по склону.

Хомер огорчится.

Страшно огорчится, когда услышит, что вебстеры не знали способа бороться с муравьями…