Кир Булычев - На днях землетрясение в Лигоне

— Ты что думаешь! — взвился он. — Я буду тормозить перед логовом этого мерзавца?..

— Даже твоим людям плохо слушать богохульство, которое ты извергаешь,

— сказала я. — И мне страшно за тебя.

Наш спор оборвался, потому что снизу загудела машина. Я испугалась, что это Володя. Он один, а князь со своими людьми.

— Сейчас же в машину! — сказал Као, открывая дверцу.

Я не посмела ослушаться. На этот раз меня втолкнули на заднее сиденье, и один из телохранителей сел рядом. Телохранитель был молодой парень, на его щеках были наведены белой краской боевые узоры, перья на голове упирались в потолок машины, и у него был идиотский вид, словно он ехал на съемки фильма про американских индейцев. Но в руке у него был самый настоящий автомат.

Я осторожно обернулась. Через заднее стекло я увидела, что нас догнали два голубых полицейских «джипа». В передней машине рядом с водителем сидел капитан Боро.

Князь вышел на дорогу и поднял руку. Он сказал что-то капитану, тот засмеялся, и солдаты, выскочившие из второго «джипа», тоже засмеялись. Князь с капитаном давно знакомы. Капитан Боро иногда приходит на корт князя. Но он плохо играет в теннис, даже я с ним играю с гандикапом. Потом князь обнял Боро за плечо и склонился к нему, потому что был на две головы выше. Они пошли в нашу сторону, подальше от солдат, и остановились в шагах десяти от машины, на краю леса.

Князь, видно, забыл, что окно в машине опущено и мне все слышно.

— Мы не спешили, — говорил капитан Боро. — Я даже приказал свернуть с дороги и вымыть машины в озере. Но я не мог совсем не ехать. Полицейские донесут…

— Выполняй свой приказ. Но дай мне еще полчаса, — сказал Као.

— Как?

— Не мне тебя учить. Поезжай в рощу, объяви привал, допроси солдат, не видели ли они чего-нибудь подозрительного.

— Ясно, князь, но ведь я не один.

— Я рискую большим. Ты останавливался? А что это такое? — Князь словно увидел привидение.

Я оглянулась и увидела, что с солдатами стоит староста.

— У меня были инструкции, — сказал капитан, — взять этого человека в деревне. Махакассапа велел ему показать нам пещеру.

— Этого еще не хватало!

— Я ничего не могу сделать, — сказал Боро. — Я же между двух огней.

— Мой жжет сильнее, — сказал князь. — Старосту не слушайся. Скажи, что ты должен поговорить с солдатами в сосновой роще. Иди.

Князь подошел к машине.

— Готово? — спросил он шофера. — Пошевеливайся.

— Одну минуту, — раздался голос шофера откуда-то снизу.

— Отдыхайте! — крикнул Боро солдатам. — Привал десять минут.

Не замечая меня, Као сел за руль. Шофер гремел багажником, укладывая туда колесо. Князь крикнул:

— Брось колесо на дороге! Потом заберем!

Као рванул машину вперед, и она помчалась к роще, оставив позади полицейские «джипы».

Не доезжая до сосновой рощи, Као свернул на широкую тропу, и, ударяясь о корни, наша машина продиралась вверх. Мне казалось, что она разобьется или застрянет, но Као, закусив нижнюю губу, упрямо вел машину в гору «Только бы Володя не приехал», — мысленно повторяла я…

На веранде послышались голоса, шум, женский плач, и мне пришлось оторваться от компьютера. Там стояла медсестра с узлом в руке, вся в слезах.

— Что случилось? — спросил я.

Неожиданное появление человека, связанного с миром болезней, ран и смертей, всегда вызывает тревогу. Сестра с помощью солдата объяснила мне, что в госпитале умер хозяин этого дома, капитан полиции. Медсестра принесла домой его пожитки, а взамен ей надо было взять какие-то вещи из его комнаты, чтобы одеть мертвого. Они с солдатом поднялись наверх. Я слышал шаги над собой. Потом вдруг понял, что этот капитан — отец Лами, в которую влюблен мой Володя. Я вспомнил, что Лами везла ему лекарство из Лигона, как трогательно старалась спасти в самолете сумку с лекарством… И я минут пять сидел ничего не делая, прислушиваясь к шагам и голосам наверху…

Потом я заставил себя вернуться к вычислениям. И тут же появился майор Тильви, который хотел, чтобы я подтвердил выбор деревни Моши для эвакуации и, может, съездил бы туда сам. Поездка, сказал Тильви, займет часа два. И может, я на всякий случай поставлю там свой датчик? Он показал мне это место на карте — деревня находилась вне четырехбалльной изосеймы. Я быстро собрался и сказал майору:

— Оставьте здесь кого-нибудь, знающего английский язык, на случай, если позвонит Володя.

— Хорошо, — сказал майор.

В этот момент сверху спустилась медсестра. Тильви спросил ее, что она здесь делает. Сестра заплакала и объяснила, в чем дело. И тут я понял, как молод наш майор и как он устал. Он сделал шаг назад, нащупывая спинку стула, и опустился на него…

Через час с небольшим я был в деревне Моши, широко раскинувшейся в пологой горной котловине. Место было удачное. Даже если толчки здесь превысят расчетные, людям ничто не угрожает.

На большой поляне солдаты окапывали четырехугольники и ставили большие армейские палатки. Голые мальчишки кружились стаей, в восторге от такого развлечения, а поодаль стояли в ряд женщины в коротких черных накидках и с множеством бус.

Я установил датчик на зеленом склоне, за деревней.

Почувствовав, что камни предательски поползли из-под ног, я несколько секунд старался сохранить равновесие, буквально царапая ногами скалу, но не удержался и на животе поехал вниз. Я ничего не слышал и не видел, мне казалось, что мое падение привлекло внимание не только часового, но и каждой мухи в радиусе десяти километров.

Мое скольжение вниз прервалось столь неожиданно, что я не сразу понял, что остановился. Оказывается, я пролетел по крутой осыпи метров двадцать и задержался за скалу, которая поднималась над ней. Эта скала имела глубокую выемку с той стороны, где я находился. Так что я был прикрыт скалой от часового, который услышал шум моего падения, но, выглянув из своего укрытия, меня не увидел.

Это везение имело и отрицательную сторону. Я был в ловушке. Ниже меня метров на сто тянулась голая осыпь, без единого крупного камня. Подняться ка двадцать метров вверх к обрыву или отползти в сторону я не мог.

Помимо этих соображений, было еще одно, личного порядка, которое также препятствовало моему уходу из этого укрытия. При падении с откоса я сорвал камнями всю переднюю сторону моей одежды, включая трусы. То есть я спереди был совершенно обнажен. Сознание этой беды повергло меня в глубокое расстройство.

Не думая пока об отступлении, я присел за скалой и, превозмогая резкую боль в исцарапанном теле, постарался из остатков брюк соорудить себе набедренную повязку. Тут я понял, что разбил очки. В погнутой оправе осталась лишь половинка одного из стекол.