Вячеслав Хватов - Ядерная осень

— И дым мучения их будет восходить во веки веков, и не будут иметь покоя ни днем, ни ночью поклоняющиеся зверю и образу его и принимающие начертание имени его, — камень, описав дугу, стукнулся о борт тележки.

— Твою мать.

Он, не до конца прикрутил фитиль свежедобытой керосинки и, сняв колпак, прикурил от еле мерцающего огонька.

— Что, не спится? — в дверях, подперев плечом косяк, стоял Сергеев.

— Да, Ленка вот на дежурстве…

— Ну что же. В наличии отсутствия сексотерапии, — лейтенант извлек из-за пазухи бутылку 'столичной', - нервишки подлечим старым добрым методом — местной анестезией.

— Откуда?

— Да вот, на вторую керосинку сменял.

— Гляди, начальство узнает…

— М что? В Тушино пошлют? Поближе к стеклянному морю?

— Шутки у тебя…

— А что? Все мы под богом…

— Вот я и думаю. Может права в чем-то сегодняшняя бабка. Сильно мы ему, — Сашка ткнул вверх указательным пальцем, — сильно видать насолили, говорю.

— Да выбрось ты из головы эту хрень. В последнее время у многих крыша съехала. Я еще до ЭТОГО таких видел. Да что там говорить… На самого иногда такой депресняк накатывает… Смотришь иной раз на обглоданную башню 'Федерация' или на огрызок 'Останкинской'…

— Что и 'Останкинская'… А я где-то читал, что эта телебашня и при ядерном взрыве устоит… Не помню где… но читал что-то такое.

— Ладно. Давай доставай стаканы, — Сергеев откупорил бутылку, — примем лекарство от депрессии.

16.12.2026 г. Чувашия. 3 километра к западу от п. Новый Урюм.

Счетчик Гейгера дал добро на водные процедуры и Волохов, сняв тельняшку, положил ее сверху на рюкзак. Нагнулся. Попробовал воду. Она оказалась чересчур холодной и от полноценного купания, наверное, придется отказаться. Но…

В еле уловимой игре света и тени мелкой водяной ряби что-то изменилось и в следующую секунду, майор уже падал в, обосновавшийся у воды, куст жимолости, а пытавшийся ударить его сзади прикладом, незнакомец, в воду. У берега оказалось довольно глубоко, и пока жертва айкидо барахталась в воде, Волохов достав из-за голенища нож, метнул его, успокоив второго нападавшего. Автоматная очередь, срезавшая несколько веток над головой майора, так и не дала ему отпраздновать этот маленький успех. Не став дожидаться, когда стрелок возьмет чуть ниже, Волохов прыгнул в сторону реки, перекатился и еще раз прыгнул — на этот раз в воду. Пули защелкали по поверхности воды, тщетно пытаясь разыскать в реке, ускользнувшую от них цель.

— Ушел гад! Хорошо хоть барахлишко осталось. А ну-ка, Серый, давай-ка посмотрим, что там? — не высокий брюнет в кожаной куртке пнул ногой, лежащий у воды, рюкзак.

— Да, Михей. Посмотри. Может там шмотье сухое есть? — Серый — здоровяк, под два метра, прыгал на одной ноге, выливая воду из сапога.

— Не, тебе вряд ли подойдет, — Михей наклонился над вещами Волохова.

— А мне в самый раз, — шустрый, похожий на попа мужичок, подскочив к рюкзаку, ловко извлек, аккуратно уложенное в стопку, белье.

— Отвали, Гнус, — Михей, рванув попа за плечо, вцепился в рюкзак.

— А ну вас. Пойду дров нарою, — потирая плечи, Серый направился к в сторону зарослей ивняка.

— И ты, Гнус, иди за дровами, — кивнул в сторону леса, молчавший до этого коренастый блондин в форме капитана милиции. Ему надоела грызня подчиненных, за которой он наблюдал, стоя на пригорке со сложенными на груди руками.

— Разошлись блин. гоп-команда, — капитан выплюнул изжеванную сухую травинку и подошел к двоим, оставшимся на берегу, — ну, Гнус, быстро. А ты, Михей, иди обшманай Чалого. У него там, по-моему, целый мешок махорки был.

Серый, в поисках чего покрупнее, ломился сквозь заросли, как танк, а за ним, подбирая сушняк, брел Гнус. Он глядел себе под ноги и потому не заметил, как двухметровое тело Серого, сделав по инерции еще несколько шагов, завалилось на бок и воткнутый в область виска сучок, соприкоснувшись с землей, вошел еще глубже.

За собственным сопением и шуршанием трущихся о куртку, уже собранных веток, не услышал Гнус и звука шагов, приближающегося к нему Волохова. Поэтому единственное, что он успел сделать — выронить охапку сушняка. Готовое вырваться из горла, застывшего на месте от ужаса, бандита 'не-е-ет' было прервано хрустом его, Гнуса, кадыка. Рифленая подошва армейского ботинка оказалась крепче и его, и шейных позвонков, незадачливого дровосека. Прихватив два стареньких АК-74, майор двинулся к реке — посмотреть, что там делают с его вещами.

Бывший начальник Ново-Урюмской милиции был так увлечен изучением Волоховской СВД, что даже не заметил, как наклонившийся над трупом Чалого Михей, рухнул на товарища с перерезанным штык-ножом горлом. Капитан так и не понял — от чего умер. Одинокая пуля, покопавшись в его мозгу, обнаружила там только восторженное 'Ну и повезло же мне!

5.12.2026 г. Рязанская область. п. Салтыки.

— Жри, — алюминиевая миска прогрохотала по цементному полу и расплескав половину содержимого, устроилась у ближайшей к зарешеченному окну, ножки кровати. Егор, до этого лежа изучавший узоры из трещин на штукатурки потолка, не вставая, одним движением руки, выхватил из-под носа уже рванувшегося к его законному обеду, соседа по комнате. Этот нагловатый паренек уже пару раз, под равнодушными взглядами остальных пленников, лишал возможности поесть, тогда еще слабого "гладиатора №2" .

"Гладиатор №1" — Гога, был любимчиком Ухвата и если и сидел под замком, то когда-то очень давно. Говорят ему не было равных в Салтыках. И отправивший на тот свет не один десяток невольных претендентов на свой трон, Гога, уже несколько раз приставал к Пернатому, — ну когда?

Егор не собирался записывать свое имя в список жертв Гоги, но и что делать, не знал. Решение пришло само. Вернее его подсказал случай.

Все пленники, между которыми, на потеху Ухвату и Пернатому, устраивались бои на выживание, время от времени, выполняли грязную хозяйственную работу. Позавчера Егора тоже, в первый раз, привлекли к этому. Выливая помои в канализацию, он увидел то, чего не видели другие — канализационный коллектор за прогнившей сточной решеткой. Нужно только дождаться следующей ходки с помоями.

Егор поставил пустую алюминиевую миску в стопку таких же, громоздящуюся на табуретке у входа и собрался уже было снова прилечь, когда в коридоре послышался шум.

— Давай, пошевеливайся. Сам хочет его видеть. Давай, тащи этого 'однорукого бандита', - в комнату ввалился тот самый, разбитной малый в женской дубленке. Из-за его плеча выглядывала всклокоченная башка Пернатого. Именно это 'чудо в перьях' так голосило в коридоре. Одно слово — Пернатый. Вон и шейка худенькая, как у цыпленка.