Евгений Лукин - После нас - хоть потом

- Не докажешь, - угрюмо сказал бес.

- Возможно, - отозвался Глеб. - Но, пока будут разбираться, повышения тебе не видать. А с Никодимом вы сговорились так: днём ты по-прежнему сидишь в Карабастове, а ночью работаешь охранником. И все шито-крыто. Начальство твоё уверено, что ты охмуряешь Никодима - вот-вот охмуришь…

- Короче, - грубовато прервал его бес. - Чего надо?

- Ничего серьёзного. Немножко халатности на посту. Ты отвернулся - я проскочил…

- Зачем?

- Да вот хочу устроить кое-кому парочку страшных снов, - решив быть откровенным до конца, предвкушающе молвил Глеб. - Догадываешься кому?

Нечистый размышлял. Неподвижное лицо, натруженные руки, усталые глаза. Обычный работяга-бес, каких тысячи, замотавшийся в чёрной реинкарнации, чудом вылезший из шестёрок в бароны.

- А дальше? - равнодушно спросил он.

- А дальше разбежались. Я тебя не знаю, ты меня - тоже…

- Ладно, сделаем, - буркнул бес и снова двинулся к креслу.

И то ли показалось Глебу, то ли в самом деле мелькнули в сумрачных запавших глазах нечистого насмешливые искорки. Однако продолжать разговор, когда тебе уже предъявили спину, было неловко - и молодой чародей поспешил вернуться в физическое тело, преодолевавшее на автопилоте последний лестничный пролёт. Слава Богу, добралось нормально - в ментовку не загребли…

За окном было черным-черно. По стёклам мазало мокрым снегом. Нагулявшийся котяра Калиостро возлежал на выключенном мониторе подобием небольшого серо-белого сугроба. Неровно тикали стенные ходики.

- Нет, подвох он, конечно, подстроит… - размышлял вслух старый колдун Ефрем Нехорошев. - Тут ты даже не сомневайся…

- Никодиму сдаст, например, - мрачно предположил Глеб.

- Да ни в жисть! - взгоготнул кудесник. - На крупную гадость ему идти не резон. Так, по мелочи…

- Ну, это мы переживём… - успокоил Глеб.

Ходики пробили два часа ночи, приврав минут на сорок. Неделю назад, отчаявшись приспособить зациклившегося барабашку в перегоревшем электрокамине Ефрем попробовал оживить с его помощью часовой механизм - и тоже не очень успешно.

- Пора, - сказал колдун. - Друган твой уже, наверное, третий сон смотрит… Может, проводить тебя?

- Вот ещё! - оскорбился Глеб. Расслабился, убрал мысли - и без перехода очутился в астрале.

Смутно мерцали сны. Неподалёку маячил знакомый балахон.

- Вовремя, - заметил бес и огляделся. - Давай пошустрей! Пока никто не видит!

Портнягину вновь почудилось, что в глазах нечистого мелькнула насмешка, но медлить и впрямь не следовало - огласка была невыгодна обоим. И юный чародей, не раздумывая, нырнул во сны Никодима Людского.

…Толпа. Толпа до горизонта. Глеб ошалело вскинулся на цыпочки. Головы, головы, головы. Брусчатка из голов. И все смотрят в одну сторону. Лица напряжённые, ожидающие. Повернулся и он. В десятке шагов чёрно-красная трибуна, напоминающая эшафот, а на ней Никодим. Держит речь. Вернее - паузу…

- Посторонись ты… трах-тарарах! - Кто-то незнакомый бесцеремонно отпихнул Глеба и вскинул крохотный автомат с несоразмерно длинной обоймой. Полыхнуло, загрохотало. В лицо полетели горячие астральные гильзы.

Страшный людской вопль - и не менее оглушительная тишина. Никодим Людской медленно переваливался через перила. Перевалился. Глухой удар тела о мостовую. Кровь. Много крови. Убит? Нет, ползёт, приподнимает бледное искажённое лицо… Толпа куда-то делась. Их двое. Двое на всём свете. Глаза Никодима на миг проясняются. Узнал. И умоляющий, исполненный боли стон:

- Гле-еб…

В следующую секунду Портнягина вышибло из астрала. Старый колдун Ефрем Нехорошев сидел напротив и с любопытством всматривался в ошалелое лицо ученика.

- Что-то быстро ты… - заметил он.

- Слушай, Ефрем… - переведя дыхание, вымолвил Глеб. - Там уже кто-то до меня поработать успел. Кошмар какой-то…

В двух словах он изложил увиденное. Колдун удовлетворённо наклонил редеющие патлы.

- Теперь понятно, чему этот твой бес лыбился… Надо же: без подвоха околпачил! - Чародей хмыкнул, покосился из-под косматой брови на сбитого с панталыку воспитанника - и, снизойдя, пояснил: - Никакой это, Глебушка, не кошмар… Нормальные сны политика.

- Это что ж у него, каждую ночь так?!

- Ну, не каждую, наверно…

Юноша представил - и обмяк.

- Тогда зачем охрана? Да ещё и с бесами!

- Затем и охрана, что секрет. А то вдруг кто со стороны подсмотрит! Неловко же, сам понимаешь…

Дрыхнущий на мониторе Калиостро дёрнул ухом и нагло свесил бело-серый хвост на слепой экран.

В ночь на первое ноября скверик, примыкающий к площади имени известной французской ведьмы Жанны Д’Арк, густо опушился инеем и стал немыслимо красив. Светлые стихиали поработали на совесть: каждая веточка была искусно оправлена в рыхлое серебро, а уж когда утреннее солнце, проплавив лиловую тучу, тронуло розовым светом узорчато кованые дебри, захотелось пойти и выпить. Не напиться, упаси Боже, а именно выпить. Чуть-чуть. В честь добра и красоты.

Поэтому, несмотря на относительно ранний час, в стеклянном кубике под вывеской «Старый барабашка», притулившемся у самой ограды скверика, было довольно людно. За одним из столиков местный забулдыга самозабвенно морочил голову приезжему, а тот знай отшатывался и округлял глаза, не замечая, что вокруг давно уже обмениваются ухмылками. Приезжие - они ж как дети: всерьёз полагают, будто в Баклужино живут одни колдуны.

- Менты? Они меня за квартал обходят, - взахлёб завирался пьянчужка. - Если он сюда войдет, если он дубинку подымет - ты увидишь!.. Хотя лучше тебе этого не видеть… Я сквозь себя пули пропускал. У меня электрический разряд такой…

Вовремя поперхнулся и умолк. В стеклянном кубике порхнул понимающий смешок. На пороге перед прозрачной дверью обозначились два молодых человека: один - упитанный, улыбчивый, с девичьим румянцем во всю щёку, другой - рослый, плечистый, с надменными скучающими глазами. Оба - личности, хорошо на Ворожейке известные и в отличие от зарапортовавшегося выпивохи имеющие самое прямое отношение к кудесничеству.

Поздоровавшись, юноши уединились за угловым столиком, где, подчёркнуто не обращая внимания на окружающих, вполголоса продолжили свой обычный, не сегодня начавшийся спор. Дело в том, что улыбчивый румяный Игнат Фастунов был учеником чёрного мага, а сумрачный плечистый Глеб Портнягин - белого. Один старательно затирал границу между добром и злом, другой не менее старательно её восстанавливал.

- Покажи мне такое зло, чтобы не называло себя добром! - запальчиво требовал Игнат. - Невежество - вот это действительно зло! Помнишь Левшу? Вроде и добра хотел, и руки нужным концом приделаны, а блоха-то в итоге танцевать перестала!