Александр Зорич - Время — московское!

— После начала войны — не доводилось. Но там недавно побывали другие наши сотрудники... Кстати, если вам интересно, нашелся экипаж «Мула».

— Да вы что?!

— Представьте себе. Их спасательный бот приводнился в двух сотнях километров к востоку от залива Бабушкин Башмак. Несколько дней они дрейфовали в океане. Потом их сигнал SOS был наконец принят муромским фрегатом «Хозяин». Конкордианских звездолетчиков подобрали — везучие сукины дети! Собственно, во многом благодаря старшему лейтенанту Нуману Эреди, командиру «Мула», я и оказался здесь.

— Как я теперь понимаю, на орбите Грозного «Мул» подвергся атаке ягну, которая заставила буксир срочно убраться в район Фелиции?

— Именно это и рассказал Эреди. Без слова «ягну», разумеется. Его показания заставили нас сразу же заинтересоваться Грозным... К сожалению, у нас сейчас большие проблемы организационного плана... Далеко не сразу мне удалось выбить у начальства авианосец и пилотов...

Иванов примолк и, взявшись обеими руками за массивный подстаканник, выпил до дна свой черный напиток (который я по-прежнему отказываюсь называть чаем) в несколько больших, жадных глотков.

— Ну что же, господин Эстерсон... Я к вам вопросов больше не имею. Теперь перейдем к более приятным вещам...

Сказав это, Иванов посмотрел на меня так кисло, что мне показалось, будто я ослышался и на самом деле речь пойдет о вещах крайне неприятных.

— ...Как вы, наверное, догадываетесь, в Южноамериканской Директории вы были заочно приговорены к пожизненному заключению. Но, учитывая экстраординарный характер услуг, оказанных вами России и Объединенным Нациям в целом, на этот приговор можно... как бы помягче выразиться... можно будет впредь не обращать внимания. Но тут возникает вопрос: вы, господин Эстерсон, где хотите оказаться? В родной Швеции или в каком-либо другом месте?

— Я... Это необходимо решить прямо сейчас?

— Желательно. Я должен буду что-то определенное сообщить начальству уже сегодня. А оно, в свою очередь, предпримет кое-какие действия... Чтобы, оказавшись в Европе, вы не стали жертвой того или иного юридического недоразумения.

— А что, они возможны? Недоразумения?

— К сожалению. Положа руку на сердце, скажу, что Европа для вас нежелательна... Конечно, как мы в Москве решим, так в Берлине и сделают, но все-таки европейцы, с их благоговением перед буквой контрактных отношений... В конце концов, у вас могут возникнуть трудности с работой, и тут уже мы сильно давить на ваших потенциальных работодателей не сможем. Незаконно это будет, понимаете? — Иванов скроил такую гримасу, будто сказал: «Иногда лягушек приходится есть сырыми, понимаете?»

— А Россия? Могу я рассчитывать на Россию? В смысле, жить в ней?

Иванов удовлетворенно кивнул. Он явно подводил меня именно к этому решению.

— Это было бы проще всего. Тем более если бы вы пожелали продолжить карьеру конструктора, наш Совет Обороны мог бы сделать вам очень интересное предложение...

— И с этим тоже надо определиться прямо сейчас? Насчет конструктора?

— Нет, это может подождать.

— Тогда решено: Россия.

(Должен сказать, что из числа решений, которые принято называть «судьбоносными», а таких я в своей жизни принял штук шесть-семь, это далось мне легче всего.)

— Отлично. Вам надо будет подписать пару документов, но это вы сможете сделать и на борту фрегата «Ташкент»... Вы что-то хотите спросить?

— Да. Собственно, я так и не понял: почему вы приняли решение полностью эвакуировать Грозный? Если ягну потерпели поражение, то почему бы им просто не убраться из системы Секунды?

— Вам что — никто так и не удосужился объяснить?

— Мне интересно услышать именно ваше объяснение. Вы же самый компетентный специалист по ягну... Или все-таки Йозеф Цирле?

Не скрою: унылая физиономия Иванова крепко действовала мне на нервы. И, конечно же, Цирле я упомянул не случайно.

Пожалуй, мне удалось его растормошить: Иванов изобразил нечто вроде скептической ухмылки.

— Цирле талантливый импровизатор. Интеллектуал... Товарищ надежный, проверенный... Но все-таки мой отдел разрабатывает тему ягну с прошлого апреля, а Цирле первый раз увидел представителей этой расы пять дней назад. Так что, смею вас заверить, ваш вопрос попал по адресу. Отвечаю: решение об эвакуации Грозного принято не мною и даже, в известном смысле, не Советом Обороны. Это, как вы выразились, «решение» фактически является главным содержанием наших обязательств перед ягну. В официальном коммюнике для прессы, конечно, будет дана другая трактовка событий, но де-факто наши инопланетные недруги... или лучше сказать оппоненты, Грозный все-таки захватили. А обстоятельства сложились таким образом, что и де-юре мы вынуждены признать права ягну на всю систему Секунды... Точнее, на переработку системы... Если можно так выразиться.

— Но ведь вы могли бы, подтянув сюда несколько авианосцев с тремя-четырьмя сотнями «Дюрандалей», разбить ягну наголову?

— Я бы выразился осторожнее. Мы могли бы нанести им такой урон, который, в категориях этики ягну, стал бы для них несмываемым позором. Собственно, этот фактор потенциальной угрозы с нашей стороны, этот блеф под названием «Тысяча «Дюрандалей»», и сделал возможным наше соглашение.

— Почему блеф?

— Потому что Генштаб не смог бы выделить сейчас и авиаполка. Полк — это тридцать шесть машин, если вы не знаете. Не до Грозного всем, понимаете?

Я был ошарашен.

— Погодите... Не до Грозного... Вы мне скажите откровенно: Россия войну с клонами... проигрывает?

Иванов посмотрел на меня с любопытством.

— А если, допустим, проигрывает?.. Вы, господин Эстерсон, намерены отказаться от своего решения насчет российского гражданства?

«Да что же ты за иезуит такой!» — хотелось мне выкрикнуть в лицо Иванову.

Но ничего. Хотелось — и перехотелось.

— Я не привык пересматривать свои решения. С такой поспешностью, — веско добавил я.

Взгляд Иванова сразу же потух, вернувшись в свой обычный, «минус-энергетический» режим.

— Нет, уже не проигрывает, — ответил он. — Но ни о каких масштабных операциях на второстепенных направлениях сейчас не может быть и речи. То же можно сказать и о Конкордии, которая в марте понесла тяжелейшие потери на Восемьсот Первом парсеке. По этой причине, потеряв одну эскадру в сражении с ягну, конкордианское верховное командование не рискнуло присылать сюда вторую. Адмиралы резонно заключили, что дешевле бросить свои израненные войска в районе Новогеоргиевска на произвол судьбы, чем пытаться прорваться к ним с боем.

— Хм... Но если ягну поверили в тысячу «Дюрандалей», почему Цирле или вы не смогли дожать их? Почему не заставили убраться из системы?