Александр Зорич - Время — московское!

— А вот еще одна тайна! Хочешь? — Ричард Пушкин дернул Таню за рукав джинсовой куртки и, не дожидаясь ее реакции, продолжил: — Если все будет хорошо... Если наши выстоят... В общем, восемнадцатого числа мы снова даем «С легким паром!». И, я тебя уверяю, на этот раз зал будет полон! Полон, Танька! Полон!

— Но мне едва ли во второй раз дадут бесплатные билеты, — промямлила Таня.

— Мелочи! Тебе ли теперь, после знакомства со мной, Ричардом Пушкиным, думать о билетах?! Вот, держи! — Режиссер извлек из внутреннего кармана кашемирового пиджака распухший от мелких купюр кожаный бумажник, выудил из него серебристо-черную карточку с магнитным окошком и протянул ее Тане.

— Что это?

— Пропуск! С ним можно даже за кулисы! Даже в женскую душевую! — Ричард Пушкин хохотнул, как показалось Тане, похабно. — Покажешь на входе эту штуку — и зеленая улица! Никакие билеты не нужны!

— Спасибо...

— Да это ерунда! Никаких спасибо! За что? Вот я тебя бы еще в массовке попробовал, Танька! Такие красавицы, как ты... У-у! Какой профиль, какие глаза... Люди должны это видеть! Здесь главное начать... А дальше — горизонты! Слава! Деньги! Восхищенные взгляды! В обшем, попробоваться надо! Как думаешь?

— Честно говоря, я никогда...

— Предрассудки, Танька! Нужно пробовать! Нужно искать свое место под солнцем! Кстати, ты где живешь?

— Я еще не выписалась из госпиталя,— соврала Таня.— Поэтому пока нигде!

— А-а... Госпиталь... Ранение? Впрочем, постой... Какое ранение? Ты же этот... педагог? Тогда давай я к тебе завтра в госпиталь подскочу, а?

— Туда нельзя. Я в инфекционном боксе...

— Ах, ну да, ты же говорила, что санитарка... Ну тогда ты ко мне сама завтра забегай... У меня в номере припасен отличный армянский коньяк, Леське одна бездарность подарила... Ты ведь говорила, что любишь коньяк? Не говорила? Не помню уже... Ну так как тебе предложение?

— Если смогу...

— К черту! Завтра утрясем детали! А сейчас — сейчас предлагаю тебе, Танька, к нам, в актерский круг! Милости просим! Отпразднуем премьеру! Лейся песня, так сказать! — Ричард Пушкин положил руку на Танино плечо и подмигнул.

— Я бы с радостью... Но мне пора...

— Как это — «пора»? — Лучистая, царственная приветливость Ричарда Пушкина вмиг улетучилась.

Лицо режиссера приняло задиристо-разочарованное выражение. Он стал похож на голодного льва, из-под носа которого только что увели сочную антилопью ногу. Впрочем, Таня уже догадалась: Ричард Пушкин принадлежит к породе мужчин, привыкших считать себя неотразимыми и воспринимающих каждое женское «нет» как личное оскорбление. Таня вдруг ощутила прилив христианского сострадания к своему новому приятелю — такому одышливому и такому по-детски наивному, несмотря на свои недетские годы.

— Сегодня я не могу... Но завтра или послезавтра приду обязательно! — заверила Ричарда Пушкина Таня.

...Сидя в туалете на подоконнике с пудреницей в руках, Таня думала о своей невеселой жизни. И о гримасах судьбы.

Ричард Пушкин невероятно напоминал ей Мирослава Воздвиженского. Причем напоминал и в хорошем, и в плохом. Ричард Пушкин был таким же взбалмошным, таким же болтливым, лживым и непостоянным, как и Мирослав.

Но, с другой стороны, Ричард был выходцем из того же малочисленного сословия светлых и незлобивых выдумщиков, происходил из того же рыцарства Королевства Фантазий, в котором числил себя и Воздвиженский. В конце концов, Ричард и Мирослав принадлежали к одному поколению. Да и познакомилась она с Мирославом в культурном центре офицеров-подводников «Перископ», а с Ричардом — в Доме офицеров, всей-то разницы в названии. И буфет — даже это совпадало!

Слезы навернулась на Танины глаза. Ведь если посмотреть на вещи непредвзято, получалось, судьба снова решила над ней поиздеваться? Подсунула захватанную приманку? И смотрит теперь — клюнет или нет?

Но на этот раз Таня скрутила пересмешнице-судьбе красноречивую фигу.

И хотя Ричард Пушкин показался ей достаточно симпатичным — по крайней мере для того, чтобы рассматривать его общество в качестве серьезной альтернативы каналу «Победа» на ближайшие четыре часа, — она сказала отношениям с режиссером твердое «нет».

Через площадь Славы она топала на окраину Города Полковников, где врастал в лед лайнер «Велико Тырново», и жадно курила на ходу. Перед ее мысленным взором стояла Тамила, стройная и немного надменная, но, как всегда, собранная и язвительная.

«И что эти старперы все время к тебе липнут? Оставят они когда-нибудь тебя в покое или что?» — строго спрашивала Тамила.

Следующие четыре дня Таня намеревалась безвылазно провести в своей каюте. На лайнере, как оказалось, имелась и библиотека, и видеотека с богатой коллекцией документальных и научно-популярных фильмов. В Таниной системе координат это означало, что о современности с ее «операциями» и «наступлениями» можно позабыть. Но воплотить свой план в жизнь Тане не позволила война.

Днем 15 марта была объявлена тревога. По всем палубам прошли озабоченные офицеры с невеселыми, осунувшимися лицами. Они без стука входили в каюты и, не здороваясь, монотонно повторяли: «Просим всех спуститься в убежище... в убежище, пожалуйста... Оставаться здесь опасно... Возьмите с собой только теплые вещи...»

Таня постаралась выскользнуть из бормочущего людского потока, наводнившего коридоры и трапы лайнера, чтобы заскочить в библиотеку за парой томиков поувесистее — про запас. Но офицеры были бдительны и неумолимы.

Череда холодных погребов с бетонными стенами оказалась прямо под лайнером. «И когда только успели?» — подумала Таня. Ей было невдомек, что такие «погреба» существуют в Городе Полковников повсюду и что никто их не копал под «Велико Тырново» специально.

В убежище Таня просидела... сама не поняла сколько. Потом оказалось — двое суток.

Их обихаживали все те же офицеры и персонал лайнера. Кормили точно так же, как и на «Велико Тырново», — концентраты, сухофрукты, чай. И даже книгами удалось разжиться! Один из военных, самый суровый с виду, через несколько часов снизошел к Таниным мольбам. Он выслушал ее просьбу, молча кивнул, а через полчаса вернулся из библиотеки «Велико Тырново» с двухтомником Плутарха в облегченном изложении для школьников младших классов. «Больше по истории ничего не было», — прокомментировал он.

«Не так уж там и опасно, наверху», — заключила Таня.

После поглощения очередного бутерброда с горячим чаем (это вполне мог быть и ужин, и завтрак, Таня быстро потеряла счет времени) бетонные стены вдруг разродились недовольным гудением. Затем убежище начало размашисто сотрясаться — через неравные интервалы времени, по три-четыре раза в минуту. Было это совсем не страшно, но продолжалось так долго, что расплакавшаяся поначалу чья-то пятилетняя девочка успела успокоиться, задремать, проснулась и, заливаясь смехом после каждого удара, звонко кричала: «Папа гуляет! Папа гуляет!»