Артем Каменистый - Боевая единица

Они ищут.

— Я маленький…

— Еда…

— Она была рядом…

— Опять не покормили…

— Плохо…

…

— И молчат…

Лина сидела на удобном, вращающемся стуле, выпрямив спину, будто по стойке смирно и, умудрившись при этом опустить глаза, смотрела на кружку с кофе, обхватив ее двумя ладонями. Выпускница в разных вариантах прорабатывала, как бы потактичнее поинтересоваться, что с ее спутницами, оставленными в приемной. Хозяин кабинета, нервно меряя свое логово из угла в угол, внезапно остановился, обернулся к девушке:

— Ты пей, кофе очень хороший. Я… я же вижу, ты сильно замерзла. Как ты вообще догадалась выйти на улицу в этой распашонке? Не июль месяц!

Лина ничего не ответила, но послушно сделала микроскопический глоток. Кофе она пила первый раз в жизни и напиток очень не понравился — слишком горький. Сахар ей положить не предложили, а попросить девушка стеснялась, вот и давилась невкусной жижей, делая вид, что всем довольна.

— Знаешь, Алина, я не так представлял нашу встречу, — вздохнул Антонов. — Я тебя искал, ты даже не представляешь, как искал.

— Я слышала, — кивнула девушка.

— Как? — опешил мужчина. — Ты знала про мое существование?

— Да, мне об этом рассказали два месяца назад.

— И что?

— Ничего. До этого я думала, что полная сирота.

— Понятно, — разочарованно протянул Антонов и нерешительно добавил: — И ты… решила все же со мной встретиться.

— Нет, — честно ответила Лина. — Я не знала, о чем мне с вами говорить. Как-то это… неожиданно. Да и в тот момент мне было не до подобных разговоров. Я… болела. Сильно.

— И ты не могла со мной связаться?

— Могла.

— И?

— А зачем?

Покачав головой, Антонов горько усмехнулся:

— И вправду, зачем?

Открыв бар, мужчина достал початую бутылку коньяка, плеснул приличную порцию в пузатую рюмку, выпил просто, будто воду. Спохватившись, повернулся к дочери:

— Будешь?

— Нет, спасибо, я не пью.

— Ну да, тебе рано еще. Хотя… Вам что, запрещают пить?

— Вообще-то, да, — призналась девушка.

— Неудивительно, — грустно улыбнулся Антонов. — Алина, я ведь очень многое узнал об этом вашем институте благородных девиц… И не только о нем. До сих пор не могу поверить, что даже десятая доля из всего этого бреда правда. Это действительно бред, но бред пугающе-реальный. И то, как со мной поступили, когда я попытался тебя оттуда вытащить, только подтверждает полученную информацию. Почему именно ты? Единственная моя дочь? Почему?

— Простите, но я не пойму, о чем вы спрашиваете?

— И не надо понимать, — отмахнулся Антонов. — Это я так, мыслю вслух… Не обращай внимания. И не говори мне «вы», это некрасиво. Я ведь все же твой отец. Хотя, откуда тебе знать, как разговаривать с отцом… Почему ты молчишь?

— А что мне говорить? — удивилась девушка.

— Алина, неужели ты настолько бесчувственна? — с грустью поинтересовался мужчина. — Ты даже сидишь неестественно, спина по линеечке. Неужели тебе настолько прополоскали мозги? Зомбировали?

— Что? — опять не поняла выпускница.

— Там, внизу, когда ты на меня посмотрела, я узнал тебя с первого взгляда. У меня есть твоя фотография, из Хабаровска, правда, плохонькая, но узнал не по ней. Ты очень похожа на свою мать, очень. Когда я увидел слезы в твоих глазах, я понял, что обрел дочь. А сейчас… сейчас твои глаза сухие. Я, вероятно, ошибался… Алина, скажи мне хоть что-нибудь, только не молчи. Я хочу знать про тебя все, даже больше, чем ты знаешь сама про себя. Мне очень тяжело говорить с тобой и смотреть на тебя. Когда я говорю, то говорю со своей дочерью, а когда я смотрю на тебя, то вижу чужую девушку, которая сидит, будто сжатая пружина. Господи, да что же с тобой там вытворяли, ты ведь и на девушку не похожа! Ты любила? Была любимой?

— Нет.

— Понятно: Монастырь, а это обязывает. Тебе девятнадцать, ты красива и умна, но при этом одеваешься безвкусно, не красишь губы и… Это ты избила охранников?

— Нет, — возразила девушка и уточнила: — Но я бы могла их избить, если вам это так важно знать.

— Опять «вы»!

— Извините, мне трудно воспринимать вас как близкого человека.

— Да я понимаю… Алина, скажу тебе одну вещь, возможно, для тебя это будет важно. Я догадываюсь, что ты пришла не просто так, а была вынуждена это сделать. Что ж, я и впрямь не лучший отец и другого обращения не заслуживаю. Но запомни, что бы тебя ни привело ко мне, я очень рад. Очень. Все же в трудную минуту ты вспомнила, что не одна, что бы ни было потом, это останется одним из самых приятных событий в моей жизни. Я нашел свою дочь.

Лина с удивлением поняла, что еще немного и расплачется. А еще она поняла, что если это произойдет, то отцу будет очень приятно, и, возможно, после этого она уже не сможет говорить ему «вы». Но в то же время ей нельзя ни на секунду расслабляться, тот стержень, что держал ее в напряжении, был хрупок и мог преломиться от столь сильного эмоционального толчка. После этого она неминуемо изменится, и кто знает, в какую сторону? Да, не исключено, что выпускница просто выплачется и пойдет дальше. А если нет? Если это опасно размягчит ее стальной характер? Да еще и в такое время, когда весь привычный мир рухнул, сменившись жутким лабиринтом, кишащим неизвестными опасностями. И думать приходится не только о себе — на ней жизни двух воспитанниц. Нет, машины смерти не плачут, или делают это тайком, чтобы никто не видел.

Напрягая всю свою волю, Лина бесстрастным, почти безжизненным голосом произнесла:

— Да, я пришла не просто так.

— Я это понял, — кивнул Антонов. — Говори.

— Меня и этих девочек преследуют. Нас хотят убить.

— Ты уверена?

— Еще недавно нас было четверо. Одежда Юли покрылась кровью, вот я и отдала ей свою куртку.

— Во что вы вляпались? Кто вас преследует?

— Мы ни во что не вляпывались, это — чистка. Орден уничтожает наш Монастырь, полностью, не оставляя следов. Не удивлюсь, если убивают даже воспитанниц, проработавших в Большом Мире долгие годы.

— Большой Мир?

— Да. Так мы… В общем, все, что за пределами монастырских стен, у нас называется Большой Мир.

— Понятно… Точнее, ничего не понятно. Из-за чего все это? Какую опасность ты можешь представлять для кого бы то ни было?

— Я сама мало что понимаю, — призналась Лина. — Вертолет, на котором я летела, вчера утром был сбит истребителем Ордена. С тех пор я выполняю последний приказ настоятельницы, а в нем предписывалось спасти этих девочек. Одну я… не спасла.

— Вашу настоятельницу я надолго запомнил. Все равно не пойму! Что это за приказ? Кто вас уничтожает?

— У меня больше вопросов, чем ответов, я простая воспитанница и почти ничего не знаю. Два дня назад меня пытались убить первый раз, здесь, в этом городе. А потом все случилось слишком быстро. Я почти уверена, что Монастырь сровняли с землей, так просто он бы не сдался. Возможно… возможно, что настоятельницы уже нет в живых. Я не прошу от вас невыполнимого, но, пожалуйста, не могли бы вы позаботиться об этих девочках. Их надо спрятать, хорошо спрятать.