Светлана Дильдина - Песня цветов аконита

Ожидали лишь его слова, не слова — знака.

— Уведите, — он небрежно качнул головой. Еле слышно вздохнул. Задумчиво потер переносицу. Отдал приказ.

Отец стал вдруг таким маленьким и растерянным, когда вышел приказ покинуть Сиэ-Рэн и ехать в дальнюю провинцию. Он связывал столько надежд со столицей…

— Ну почему, с чего вдруг такая немилость? — суетливо повторял он, и его простодушное лицо было растерянным, как у ребенка.

В два дня покинуть Сиэ-Рэн.

В эти два занятых печальными хлопотами дня Лаин даже не вспомнила о том, кто так и не назвал ей своего имени. И как близко прошла смерть — не поняла девушка.

Ей жаль было отца. Жаль маленького дворика с бледной кудрявой зеленью, уголка, отведенного им в скромном павильоне, душистых сиреневых ликорисов. Она толком и не успела завести подруг. Не успела встретить того единственного, чье приближение ощутила бы даже во сне. Хотя в последние дни Лаин начинало казаться, что вот-вот с ней произойдет нечто чудесное. Как в детстве, — запахи леса, тени, которые шевелятся так, словно дышат деревья — присутствие в сказке. Но сказка эта будет осознана позже, когда ты вырос и ничего не вернуть. И можно только помнить.

Шли медленно — ему показалось, что очень долго. Его привели в маленькую комнату — желтые сухие доски, невысокий потолок. Небольшое окошко. Пол — те же доски. Теплое на вид дерево. Впрочем, и на ощупь оно не холодное — все же еще почти лето. И ничего — ни циновки, ни даже соломы. Здесь было уютно по-своему — Йири когда-то спал и на земле, под дождем. А тут — сухо и довольно тепло. Под дверью — широкая щель.

Низших держат в куда худших условиях — его удостоили милости.

Плавно закрылась дверь.

Ждать свершения воли повелителя оказалось очень страшно — куда страшнее, чем тогда, в доме Сэнхэ, ожидать наказания. Йири видел, что делают с теми, кто провинился — один раз на севере, другой в Аэси. Видел и слышал. Думал про Лаин — и молитва не шла с губ. Знал: сам виноват. Просто, когда увидел ее, забыл обо всем.

К нему не заходили — но раз в день приносили еду; для передачи служила широкая щель под дверью, воды было вдоволь. Только к воде он и прикасался.

На смену страху пришла рвущая сердце тоска. Потом — пустота. Ему казалось, что за окном падают листья. Лес на севере зимой — ветви голые, птиц не слышно, вода в озерах спит. И никого. Несколько дней листопада — и настала глубокая осень…

Потом дверь открылась.

— Идем.

Снова длинные коридоры — от них голова закружилась. А может, и не от них. Все коридоры из желтых досок, и все пустые. И те, кто вел, были ненастоящими.

Когда приоткрылась дверь в конце коридора, почувствовал запах водяного пара. Понял, куда поведут потом.

Ничего не было сказано. Сама покорность. Как раньше.

«Умница», — думал Юкиро, наблюдая за Йири. Тот великолепно держался на грани между «я понял все» и «ничего не было». А ведь он не рожден при дворе. Совершает чудовищные ошибки. Откуда же это потрясающее знание оттенков поведения — жестов, взглядов и слов?

— Ты так и не спросишь о ней? — поинтересовался Юкиро много часов спустя.

— Если мне нужно это знать, я хотел бы спросить.

— Она и ее отец покинули Сиэ-Рэн. Где они, мне безразлично. Ее отцу найдут подобающую его честности должность… где-нибудь подальше.

«Жива. Но ее здесь больше нет».

А чего же ты ждал? Все повторяется.

Юкиро не понял, почему лицо Йири словно потеряло все краски. Оно не стало бледнее. Просто из человека словно вынули душу — так оборотень ииширо поступает со своими жертвами. Юкиро даже испугался на миг.

— Ты любил ее? — спросил он, и в голосе впервые появились нотки сочувствия.

— Нет.

— Тогда… какое тебе дело до этой девочки?

— Вы правы, мой господин. Никакого.

Юкиро несколько секунд пристально смотрел на него, затем резко сказал:

— Ты свободен. Если хочешь, поезжай за ней. Или куда душе угодно.

Йири медленно отвел от щеки волосы, перевел взгляд за окно. Вверх. Там было небо и листья. Такая привычная картина. Потом посмотрел на шелковую обивку стен. Там змеились листья нарисованные.

— Я могу остаться?

— Разумеется, — сухо сказал Юкиро. — Я же сказал — если хочешь.

— Тогда я никуда не уйду.

— Разумное решение, — с легкой иронией и даже с некоторым удовольствием обронил повелитель.

— Мне не нужна… Лаин, — он чуть запнулся, произнося имя. Словно хотел назвать другое. А на губах его уже была привычная полуулыбка — нежная, холодноватая, чуть отрешенная. И не следа волнения. Словно и впрямь не было ничего.

Благословенный покачал головой, недоумевая. Он сделал подарок этому существу, думая, что понимает его. Но он отверг подарок. Небывалую милость. Очередная шкатулка с секретом.

Впрочем, в одном Юкиро уверен был твердо. Урок усвоен. Глупцы пусть считают, что любимой игрушке все сошло с рук. Пусть думают, что наказание должно нести тело.

«Это ты, малыш, научил меня видеть душу там, где раньше я замечал только имя».

Юкиро даже про себя не хотел договаривать фразу — «и учишь меня тому, что можно делать с этой душой».

Впервые он увидел Хали — стоя в галерее, за бело-зеленой колонной. Она со своими девушками быстро спустилась по плоской лесенке в сад и пересекла его гораздо скорее, чем двигаются знатные девушки Островка. Дочь повелителя была высокой и худощавой, с пышными темными волосами — Йири знал, что вблизи они явственно отливают рыжим. Бледно-золотое платье, золотые жемчужины в высокой прическе. Он хорошо разглядел лицо — надменное, бледное, — черты его были крупноваты и резки.

По-своему Хали была хороша, но тхай ценили иное. Большая часть девушек здесь превосходили ее красотой.

Однако она казалась величественной и гордой. Хмурое и умное лицо. Стайка прислужниц спешила за ней, словно бабочки за сорвавшимся с места большим полевым цветком. И щебетали беспечно…

На миг Йири стало жаль ее. Женщины синну — дикарки, но они укрощают коней и плавают в ледяных реках, стекающих с гор, стремительных и жестоких. Таких, как жизнь в Сиэ-Рэн.

Хассу только что привезли и еще не выпускали в сокровищницу. Йири смотрел на нее, метавшуюся за прутьями. Позолоченный пепел. Глаза цвета запекшейся крови. Длинные, текучие движения великолепного сильного тела. Она рычала.

—Ты должна быть свободной. Ты создана убивать, — сказал Йири.

Она и убила. Олененка загнали к ней. Клыки разорвали шею — тот крикнул всего один раз.

Горло его и грудь были снежного цвета.

Йири стоял и смотрел. Пальцы сжимались. Хасса отвернулась от жертвы, зарычала негромко. Олененок был — в двух шагах.

…Залюбовался цветом — такого не встретишь в красках художников. Безукоризненно — чистый, как бы презрительный — алый. Он не мог оторвать взгляд от зрелища — алое на белом, и на упругие листья растений возле решетки тоже попали брызги. Воспроизвести этот цвет…