Мэрион Брэдли - Пленник дуба (Туманы Авалона - 4)

- Муж мой, ты сегодня в первый раз поднялся с постели - тебе не следует чересчур переутомляться.

Увейн поднялся со своего места.

- Отец, позволь, я сам тебя отнесу.

Он наклонился и легко поднял больного на руки, словно ребенка. Моргейна двинулась следом за ним, но на пороге остановилась.

- Мелайна, присмотри тут за порядком - мне нужно до ночи еще заняться щекой Увейна.

Через некоторое время Уриенс уже лежал в своих покоях; Увейн остался посидеть с ним, а Моргейна отправилась на кухню, чтобы приготовить припарки. Она растолкала повара и велела ему согреть еще воды в кухонном очаге. Раз уж она занимается врачеванием, надо ей держать у себя в комнате жаровню и котелок. И как она раньше до этого не додумалась? Моргейна поднялась наверх и усадила Увейна так, чтобы она могла наложить ему на щеку кусок ткани, пропитанный горячим травяным отваром. Боль в воспалившейся ране приутихла, и юноша облегченно вздохнул.

- Ох, матушка, хорошо-то как! А эта девушка при дворе у

Артура не умеет лечить. Матушка, когда я женюсь на ней, ты научишь ее своему искусству - ну, хоть немного? Ее зовут Шана, и она из Корнуолла. Она - одна из придворных дам королевы Изотты. Матушка, а как так получилось, что этот Марк именует себя королем Корнуолла? Я думал, Тинтагель принадлежит тебе.

- Так оно и есть, сын мой. Я унаследовала его от Игрейны и герцога Горлойса. Я не знала, что Марк возомнил, будто он там царствует, отозвалась Моргейна. - Неужто Марк посмел объявить, будто Тинтагель принадлежит ему?

- Нет, последнее, что я слышал - что там нет его наместника, - сообщил Увейн. - Сэр Друстан уехал в изгнание в Бретань...

- Почему? - удивилась Моргейна. - Неужто он был сторонником императора Луция?

Разговоры о событиях при дворе словно вдохнули жизнь в монотонное существование захолустного замка. Увейн покачал головой.

- Нет... Поговаривают, будто они с королевой Изоттой были чересчур привязаны друг к другу, - сказал он. - Хотя я бы не взялся упрекать несчастную леди... Корнуолл - настоящее захолустье, а герцог Марк стар и сварлив; а его дворецкие говорят, будто он еще и лишился мужской силы. Несчастной леди, должно быть, несладко живется. А Друстан хорош собой и искусный арфист - а леди Изотта любит музыку.

- Неужто при дворе только и говорят, что о чьих-то дурных поступках и чужих женах? - возмутился Уриенс и сердито посмотрел на сына. Увейн рассмеялся.

- Ну, я сказал леди Шане, что ее отец может присылать к тебе вестника, и я надеюсь, милый отец, что ты не ответишь ему отказом. Шана небогата, но мне не очень-то и нужно ее приданое, я привез достаточно добра из Бретани я покажу тебе кое-что из моей добычи, и для матушки у меня тоже есть подарки.

Юноша погладил Моргейну по щеке - она как раз склонилась над ним, чтобы заменить остывшую припарку свежей.

- Я знаю - ты не такая, как эта леди Изотта, ты не станешь изменять моему отцу и распутничать у него за спиной.

Моргейна почувствовала, что у нее горят щеки. Она склонилась над чайником, в котором кипели травы, и слегка сморщилась от горького запаха. Увейн считал ее лучшей из женщин, и это грело ей сердце, - но тем горше было сознавать, что она не заслужила такого отношения.

"По крайней мере, я никогда не ставила Уриенса в дурацкое положение и не выставляла своих любовников напоказ..."

- Но тебе все-таки нужно будет съездить в Корнуолл, когда отец выздоровеет и сможет путешествовать, - серьезно сказал Увейн и скривился, когда на его воспаленную щеку легла новая горячая припарка. - Нужно разобраться с этим делом, матушка. Марк не имеет права претендовать на твои земли. Ты так давно не показывалась в Тинтагеле, что тамошние жители могут и позабыть о том, что у них есть королева.

- Я уверен, что до этого не дойдет, - сказал Уриенс. - Но если я поправлюсь к лету, то, когда поеду на Пятидесятницу, попрошу Артура разобраться с этим делом насчет владений Моргейны.

- А если Увейн возьмет жену из Корнуолла, - сказала Моргейна, - он может держать Тинтагель от моего имени. Увейн, хочешь быть моим кастеляном?

- Лучшего я и желать не смею, - отозвался Увейн. - Разве что перестать чувствовать, будто у меня болят все до единого зубы, и спокойно поспать.

- Выпей-ка вот это, - сказала Моргейна, налив в вино Увейну лекарство из одного из своих флаконов, - и я обещаю, что ты сможешь уснуть.

- Думаю, госпожа, я смогу уснуть и без этого - так я рад вновь очутиться под отцовским кровом, в собственной постели, под заботливым присмотром матери. - Увейн обнял отца и поцеловал руку Моргейне. - Но я все равно охотно выпью твое лекарство.

Увейн выпил вино и кивком велел дежурному стражу посветить ему, пока он не доберется до своей комнаты. В покои заглянул Акколон, обнял отца и обратился к Моргейне.

- Я тоже отправляюсь спать... леди. Есть ли там подушки или из комнаты все вынесли? Я так давно не был дома, что не удивился бы, обнаружив в своей прежней комнате гнездящихся голубей - в той самой, где я жил еще в те времена, когда отец Эйан пытался вколотить в мою голову латынь - через седалище.

- Я просила Мелайну присмотреть, чтобы тебе приготовили все необходимое, - отозвалась Моргейна. - Но я сейчас схожу и проверю, как там дела. Я тебе еще понадоблюсь сегодня вечером, господин мой, - обратилась она к Уриенсу, - или я могу идти отдыхать?

Ответом ей было тихое похрапывание. Хоу подсунул старику подушку под голову и сказал:

- Идите, леди Моргейна. Если он вдруг проснется среди ночи, я за ним присмотрю.

Когда они вышли из покоев, Акколон спросил:

- Что с отцом?

- Этой зимой он перенес воспаление легких, - сказала Моргейна. - А он уже немолод.

- И ты вынесла все хлопоты на своих плечах, - сказал Акколон. - Бедная Моргейна... - и он коснулся ее руки. Голос его звучал так нежно, что Моргейна прикусила губу. Тяжелый, холодный комок, образовавшийся у нее внутри за эту зиму, начал таять, и Моргейна испугалась, что сейчас расплачется. Она опустила голову, чтоб не смотреть на Акколона.

- А ты, Моргейна?.. Неужто у тебя не найдется для меня ни взгляда, ни слова?

Акколон снова прикоснулся к ней, и Моргейна ответила сквозь стиснутые зубы:

- Подожди.

Она велела служанке принести из чулана подушки и пару одеял.

- Если б я знала, что ты приедешь, то приготовила бы лучшее белье и одеяла и заново набила тюфяк соломой.

- Но я хочу видеть в своей постели не свежую солому, а кое-что другое, - прошептал Акколон, но Моргейна так и не повернулась к нему, пока служанки застилали кровать, приносили горячую воду и лампу и развешивали верхнюю одежду Акколона и кольчугу, которую он носил под одеждой.

Когда все служанки вышли, Акколон прошептал:

- Моргейна, можно, я попозже приду к тебе в комнату? Моргейна покачала головой и прошептала в ответ: