Дэн Симмонс - Олимп

Нестор: Какие вести? Что скажете про нынешний день, удержат ли ваши ратники оборону?

Идоменей (командующий критского контингента. В последний раз, когда мы виделись, он поразил ударом копья амазонку Бремузу. Считанные мгновения спустя Брана захлопнулась. Идоменей покинул Ахилла одним из последних): У меня худые вести, о благородный Нестор. На место всякого врага, умерщвлённого нами прошлого и третьего дня, сегодня восстали трое. Неприятель готовит орудия против наших рвов и копья для наступления, и лучники непрестанно прибывают в неисчислимом количестве. Нынче решается наша судьба.

Малый Аякс (впервые вижу вождя покров сколь хмурым и злым. Что ни говори, а несмотря на явное несходство между ними, прославленные Эанты – Аяксы – были неразлучны, как родные братья. Лицо говорящего, изборождённое морщинами, покрытое кровью и грязью, напоминает маску театра Кабуки): Нестор, сын Нелея, герой сих чёрных дней! Мои славные локры сдерживали врага чуть ли не ночь напролёт, ибо воины Деифоба всеми силами тщились разбить нас на северном фланге. Мы отражали супостата, покуда бурные волны широкого Геллеспонта не заалели от крови. Наши защитные рвы по десять футов глубиной заполняются мертвецами с обеих сторон, и недалёк тот час, когда троянцы беспрепятственно пройдут через них, шагая по хладным телам. Каждый третий в наших рядах уже нашёл свою гибель, остальных истомила свирепая сеча.

Нестор: Подалир, поведай нам, здоров ли державный Атрид?

Подалир (сын Асклепия, один из последних уцелевших врачей в данайском стане. Кроме того, вместе со своим братом по имени Махаон командует племенем фессалийцев из Трикки): Благородный Нестор, хотя рука Агамемнона раздроблена, он отказался от врачевания, дабы унять свою боль; царь по-прежнему крепок и силой, и разумом.

Нестор: Отчего же тогда он по сию пору не покинул шатров? Его дружина – самая крупная из уцелевших, но ратники отсиживаются в середине стана подобно трепетным девам! Сердца их сокрушены без могучего вождя.

Подалир: А сердце вождя сокрушила гибель милого брата Менелая.

Тевкр (превосходный лучник, побочный брат и дражайший приятель убитого Большого Аякса): Тогда, я чаю, Ахиллес по праву корил Агамемнона десять месяцев назад, объявив перед сонмом ахейцев, что великий царь наделён сердцем оленя. (Плюёт на песок.)

Эвмел (сын Адмета и Алкесты, предводитель фессалийцев. Отсутствующие Ахилл с Одиссеем нередко величали его «владыкой мужей»): И где он, ваш наглый ругатель Пелид? Не он ли малодушно рассудил остаться лучше у подошвы холмистого Олимпа, нежели встретить погибель бок о бок с верными друзьями? Вот кто воистину наделён и сердцем, и быстрыми ногами оленя.

Менесфей (огромный и могучий предводитель мирмидонцев, бывший лейтенант из рати Ахилла): Я покараю смертью любого, кто дерзнёт бесславить имя Пелеева сына. Храбрейший Ахилл никогда бы не бросил нас по собственной воле. Мы же своими ушами внимали речам Афины о том, что мужеубийца пал жертвой заклятия самой Афродиты.

Эвмел: Вернее, жертвой прелестей амазонки.

(Менесфей шагает к нему, хватается за клинок.)

Нестор (становясь между ними): Довольно! Или, по-вашему, гордые чада Приама недостаточно быстро нас избивают, чтобы нам ещё и между собой затевать горькие распри? Эвмел, отступи сейчас же! Менесфей, меч в ножны!

Подалир (говорит уже как последний из ахейских врачей, а не как личный доктор Агамемнона): Прежде всего людей истребляет погибельный мор. Ещё две сотни ахейцев погрузились в чертоги Аида. Особенно много жертв среди эпейцев, что защищают южный берег реки.

Поликсен (сын Агасфена, один из вождей эпейцев): Это верно, владыка Нестор. Мы потеряли по меньшей мере двести человек, и ещё тысяча не в силах сражаться, ослабев от болезни.

Дрес (полководец эпейцев, только что возведённый в ранг командира): Нынче утром половина моих людей не отозвались на перекличке, владыка Нестор.

Подалир: И становится только хуже.

Амфий (ещё один недавно повышенный в должности полководец эпейцев): Сребролукий Феб навёл на воинство злую язву, как десять месяцев назад, когда по причине его смертоносных стрел частые трупов костры непрестанно пылали по стану. Это и привело к раздору между Ахиллом и Агамемноном и стало источником всех наших бед.

Подалир: Шёл бы ты знаешь куда со своим сребролуким Фебом! Вечно живущие олимпийцы, и даже Зевс, наслали на нас ужасные казни, а сами бесследно пропали, и вернутся ли – ведомо им одним. Мне-то, впрочем, безразлично. Нет, эти смерти, эта язва – не от гибельных стрел Аполлона. Если желаете знать моё мнение, всё дело в гнилостной жиже, коей люди утоляют жажду. Мы же здесь пьём собственную мочу и сидим на собственном кале. Отец мой Асклепий создал учение о зарождении болезней в грязной воде и…

Нестор: Глубокомудрый Подалир, мы с наслаждением побеседуем об учении твоего родителя, но после. Нынче меня занимает иное: сможем ли мы отражать противника до наступления ночи и что посоветуют военачальники, если, конечно, у них найдётся совет.

Эхепол (сын Анхиза): Предлагаю сдаться на милость Приама.

Фразимед (отпрыск Нестора, столь героически сражавшийся прошлого и третьего дня. Раны его перевязаны, однако мужчина явно страдает от них гораздо сильнее, нежели вчера, в пылу долгой битвы): Сдаться, хрена с два! Сыщется ли меж нами, в сонме аргивян, ещё хоть один, кто избрал бы позорное отречение от борьбы? Подчинись лучше мне, Анхизид, я избавлю тебя от мучений быстрее проворных троянцев.

Эхепол: У Гектора благородное сердце. Державный Приам всегда был великодушен и вряд ли переменился. Некогда я с Одиссеем наведался в Трою для беседы с великим царём, дабы уговорить Елену вернуться к супругу во избежание этой войны. Скипетроносец и его прославленный сын проявили себя людьми благоразумными и честными. Гектор смилуется над нами.

Фразимед: Безрассудный! С тех пор миновало одиннадцать круговратных лет, и сотни тысяч душ отлетели во мрачный Аид. Ты ли не видел вчера пределы хваленого благородства Приамида? Большой Аякс молил о пощаде, заливая лицо слезами. Великодушный Гектор в ответ разрубил ему позвоночник и вырезал сердце. Боюсь, его люди будут к нам столь же милостивы.

Нестор: Я уже слышал толки о том, чтобы сдаться. Но Фразимед изрёк справедливое слово: аргивяне слишком обильно полили кровью троянскую землю, чтобы теперь надеяться на жалость недругов, какой и сами не оказали бы побеждённым. Поникни крепкостенный Илион тремя неделями, а то и десятью годами ранее под нашими ударами, разве не истребили бы мы всякого мужа, достаточно взрослого, чтобы поднять острый меч или верный лук, не закололи бы старцев, породивших на свет наших врагов, не обесчестили цветущих жён, не повлекли бы в горький плен малолетних детей и румяноланитных дев, похитив их свободу, не сожгли бы врата, и пышные чертоги Приама, и красивые храмы неугасным огнём? Однако боги… вернее, судьба… или кто там решает исход войны… они отвернулись от нас. Неразумно ждать от людей, переживших наше вторжение и десять томительных лет осады, пущей милости, нежели мы сами оказали бы им. Нет, если только услышите ропот и разговоры о том, чтобы покориться троянцам, впредь обрывайте подобные речи. Лучше аргивянам умереть на ногах, при оружии, чем на коленях.