Рэй Брэдбери - Р - значит ракета

- Да, сэр.

Трент сдержанно улыбнулся, упершись в бока своими ручищами.

- Вам хочется спросить - почему, так? Почему нельзя поделиться со своими друзьями? Я объясню. Это своего рода психологическая защита. Каждый год мы из миллиардного населения Земли отбираем около десятка тысяч молодых людей. Из них три тысячи через восемь лет выходят из училища космонавтами, с той или другой специальностью. Остальным приходится возвращаться домой. Они отсеялись, но окружающим-то незачем об этом знать. Обычно отсев происходит уже в первом полугодии. Не очень приятно вернуться домой, встретить друзей и доложить им, что самая замечательная работа в мире оказалась вам не по зубам. Вот мы и делаем все так, чтобы возвращение проходило безболезненно. Есть и еще одна причина. Тоже психологическая. Мальчишкам так важно быть заправилами, в чем-то превосходить своих товарищей. Строго-настрого запрещая вам рассказывать друзьям, что вы отобраны, мы лишаем вас половины удовольствия. И таким способом проверяем, что для вас главное: мелкое честолюбие или сам космос. Если вы думаете только о том, чтобы выделиться - скатертью дорога. Если космос ваше призвание, если он для вас все - добро пожаловать.

Он кивнул маме:

- Благодарю вас, миссис Кристофер.

- Сэр, - сказал я. - Один вопрос. У меня есть друг. Ральф Прайори. Он живет в интернате...

Трент кивнул:

- Я, естественно, не могу вам сказать его данные, но он у нас на учете. Это ваш лучший друг? И вы, конечно, хотите, чтобы он был с вами. Я проверю его дело. Воспитывается в интернате, говорите? Это не очень хорошо. Но... мы посмотрим.

- Если можно, прошу вас. Спасибо.

- Явитесь ко мне на Космодром в субботу, в пять часов, мистер Кристофер. До тех пор - никому ни слова.

Он козырнул. И ушел. И взмыл в небо на своем вертолете, и в ту же секунду мама очутилась возле меня.

- О, Крис, Крис... - твердила она, и мы прильнули друг к другу, и шептали что-то, и говорили что-то, и мама говорила, как это важно для нас, особенно для меня, как замечательно, и какая это честь, вроде как в старину, когда человек постился, и давал обет молчания, и ни с кем не разговаривал, только молился и старался стать достойным, и уходил в какой-нибудь монастырь, где-нибудь в глуши, а потом возвращался к людям, и служил образцом, и учил людей добру. Так и теперь, говорила она, заключала она, утверждала она, это тоже своего рода высокий орден, и я стану как бы его частицей, больше не буду принадлежать ей, а буду принадлежать Вселенной, стану всем тем, чем отец мечтал стать, да не смог, не дожил...

- Конечно, конечно, - пробормотал я. - Я постараюсь, честное слово, постараюсь... - Я запнулся. - Джен, а как же... как мы скажем Ральфу? Как нам быть с ним?

- Ты уезжаешь, и все, Крис. Так ему и скажи. Коротко и ясно. Больше ничего ему не говори. Он поймет.

- Но, Джен, т_ы...

Она ласково улыбнулась:

- Да, Крис, мне будет одиноко. Но ведь у меня остается моя работа и остается Ральф.

- Ты хочешь сказать...

- Я заберу его из интерната. Он будет жить здесь, когда ты уедешь. Ведь именно это ты ж_е_л_а_л от меня услышать, Крис, верно?

Я кивнул, внутри у меня все будто онемело.

- Да, я как раз это хотел услышать.

- Он будет хорошим сыном, Крис. П_о_ч_т_и т_а_к_и_м ж_е х_о_р_о_ш_и_м, к_а_к т_ы.

- Отличным!

Мы сказали Ральфу Прайори. Сказали, что я, очевидно, уеду учиться в Европу на год, и мама хочет, чтобы он поселился у нас, был ей сыном, пока я не вернусь домой. Мы выпалили все это так, будто слова обжигали нам язык. Когда же мы кончили, Ральф сперва пожал мне руку, потом поцеловал маму в щеку и сказал:

- Я буду рад. Я буду очень рад.

Странно, Ральф даже не стал допытываться, почему я все-таки уезжаю, куда именно и когда думаю вернуться. Сказал только:

- А здорово мы вместе играли, верно? - и примолк, словно боялся продолжать разговор.

Это было в пятницу вечером, Прайори, Джен и я ходили на концерт в Зеленый театр в центре нашего общественного комплекса, потом, смеясь, возвратились домой и стали готовиться ко сну.

У меня ничего не было уложено. Прайори вскользь отметил это, но спрашивать почему не стал. А дело в том, что на ближайшие восемь лет другие брали на себя заботу о моей личной экипировке. Укладываться незачем.

Позвонил учитель семантики, коротко и ласково пожелал мне, улыбаясь, всего доброго.

Наконец мы легли, но я целый час не мог уснуть, все думал о том, что это моя последняя ночь вместе с Джен и Ральфом. Последняя ночь.

И я всего лишь пятнадцатилетний мальчишка...

Я уже начал засыпать, когда Прайори в темноте мягко повернулся на своей кушетке лицом в мою сторону и торжественно прошептал:

- Крис?

Пауза.

- Крис, ты еще не спишь? - Глухо, будто далекое эхо.

- Не сплю, - ответил я.

- Думаешь?

Пауза.

- Да.

- Ты... ты теперь перестал ж_д_а_т_ь, да, Крис?

Я понимал, что он подразумевает. И не мог ответить.

- Крис, ты еще не спишь?

- Я жутко устал, Ральф, - сказал я.

Он отвернулся, лег на спину и сказал:

- Я так и думал. Ты уже не ж_д_е_ш_ь. Ах, черт, как это здорово, Крис. Здорово.

Он протянул руку и легонько стукнул меня по бицепсу.

Потом мы оба уснули.

Наступило субботнее утро. За окном в семичасовом тумане раскатились голоса ребят. Я услышал, как стукнула форточка старика Уикарда, и жужжание его парапистолета стало подкрадываться к мальчишкам.

- Сейчас же замолчите! - крикнул он, но совсем беззлобно. Это была обычная субботняя игра. Было слышно, как ребята смеются в ответ.

Проснулся Прайори и спросил:

- Сказать им, Крис, что ты сегодня не пойдешь с ними?

- Ни в коем случае. - Джен прошла от двери к открытому окну, и светлый ореол ее волос потеснил туман. - Здорово, ватага! Ральф и Крис сейчас выйдут. Задержать пуск!

- Джен! - воскликнул я.

Она подошла к нам с Ральфом.

- Проведете вашу субботу, как обычно, вместе с ребятами!

- Я думал побыть с тобой, Джен.

- Разве день отдыха для этого существует?

Она живо накормила нас завтраком, поцеловала в щеку и выставила за дверь, в объятия ватаги.

- Давай не пойдем сегодня к Космодрому, ребята.

- Ты что, Крис... Почему?

Их лица отразили целую гамму чувств. Впервые в истории я отказывался идти к Космодрому.

- Ты нарочно, Крис.

- Конечно, дурака валяет.

- Вот и нет, - сказал Прайори. - Он это серьезно. Мне тоже туда не хочется. К_а_ж_д_у_ю субботу ходим. Надоело. Лучше на следующей неделе сходим.

- Да ну...

Они были недовольны, но без нас идти не захотели. Сказали, что без нас неинтересно.

- Ну и ладно... Пойдем на следующей неделе.

- Конечно. А сейчас что будем делать, Крис?

Я сказал им.

В этот день мы играли в "бей банку" и другие, давно оставленные нами игры, потом пошли в небольшой поход вдоль ржавых путей старой, заброшенной железной дороги, побродили по лесу, сфотографировали каких-то птиц, поплавали нагишом, и я все время думал об одном: сегодня последний день.