Рэй Брэдбери - Пустыня

Рэй Брэдбери

Пустыня

Пер. Нора Галь

"Итак, настал желанный час..." Уже смеркалось, но Джейнис и Леонора во флигеле неутомимо укла-дывали вещи, что-то напевали, почти ничего не ели и, когда становилось невтерпеж, подбадривали друг друга. Только в окно они не смотрели -- за окном сгущалась тьма, высы-пали холодные яркие звезды.

-- Слышишь? -- сказала Джейнис.

Звук такой, словно по реке идет пароход, но это взмыла в небо ракета. И еще что-то -- играют на банджо? Нет, это, как положено по вечерам, поют свою песенку сверчки в лето от Рождества Христова две тысячи третье. Несчетные го-лоса звучат в воздухе, голоса природы и города. И Джейнис, склонив голову, слушает. Давным-давно, в 1849-м, здесь, на этой самой улице, раздавались голоса чревовещателей, про-поведников, гадалок, глупцов, школяров, авантюристов -- все они собрались тогда в этом городке Индипенденс, штат Миссури. Они ждали, чтоб подсохла почва после дождей и весенних разливов и поднялись густые травы, плотный ко-вер, что выдержит их тележки и фургоны, их пестрые судьбы и мечты.

Итак, настал желанный час -

И мы летим, летим на Марс!

Пять тысяч женщин в небесах

Творить сумеют чудеса!

-- Такую песенку пели когда-то в Вайоминге, -- сказала Леонора. -Чуточку изменить слова -- и вполне подходит для две тысячи третьего года.

Джейнис взяла маленькую, не больше спичечной, коро-бочку с питательными пилюлями и мысленно прикинула, сколько всего везли в тех старых фургонах на огромных колесах. На каждого человека -- тонны груза, подумать страшно! Окорока, грудинка, сахар, соль, мука, сушеные фрукты, галеты, лимонная кислота, вода, имбирь, перец -- длиннейший, нескончаемый список! А теперь захвати в дорогу пилюли не крупнее наручных часиков -- и будешь сыт, стран-ствуя не просто от Форта Ларами до Хангтауна, а через всю звездную пустыню.

Джейнис распахнула дверь чулана и чуть не вскрикнула. На нее в упор смотрели тьма, и ночь, и межзвездные бездны.

Много лет назад было в ее жизни два таких случая: сестра заперла ее в чулане, а она визжала и отбивалась, а в другой раз в гостях, когда играли в прятки, она через кухню выбежала в длинный темный коридор. Но это ока-зался не коридор. Это была неосвещенная лестница, глу-бокий черный колодец. Она выбежала в пустоту. Опора ушла из-под ног, Джейнис закричала и свалилась. Вниз, в непроглядную черноту. В погреб. Она падала долго -- успело гулко ударить сердце. И долго-долго она задыхалась в том чулане, -- ни один луч света не пробивался к ней, ни одной подружки не было рядом, никто не слыхал ее криков. Со-всем одна, взаперти, во тьме. Падаешь во тьму. И кричишь!

Два воспоминания.

И вот сейчас распахнулась дверь чулана и тьма повисла бархатным пологом, таким плотным, что можно потрогать его дрожащей рукой; точно черная пантера, дышала тьма, глядя в лицо тусклым взором, -- и те давние воспоминания вдруг нахлынули на Джейнис. Бездна и падение. Бездна и одиночество, когда тебя заперли, и кричишь, и никто не слышит. Они с Леонорой укладывались, работали без пере-дышки и при этом старались не смотреть в окно, на пуга-ющий Млечный Путь, в бескрайнюю, беспредельную пус-тоту, и только старый привычный чулан, где затаился свой, отдельный клочок ночи, напомнил им наконец о том, что их ждет.

Вот так и будешь скользить в пустоту, к звездам, во тьме, в огромном, чудовищном черном чулане и станешь кричать и звать, и никто не услышит. Вечно падать сквозь тучи метеоритов, среди безбожных комет. В бездонную лест-ничную клетку. Через немыслимую, как в кошмарном сне, угольную шахту -в ничто.

Она закричала. Ни звука не сорвалось с ее губ. Вопль метался в груди, в висках. Она кричала. С маху захлопнула дверь чулана! Навалилась на нее всем телом. Чувствовала, как по ту сторону дышит и скулит тьма, и изо всей силы держала дверь, и слезы выступили у нее на глазах. Она долго стояла так и смотрела, как Леонора укладывает вещи, и наконец дрожь унялась. Истерика, которой не дали волю, понемногу отступила. И стало слышно, как трезво, рассу-дительно тикают на руке часы.

-- Шестьдесят миллионов миль! -- она подошла наконец к окну, точно ступила на край глубокого колодца. -- Просто не могу поверить, что вот сейчас на Марсе наши мужчины строят города и ждут нас.

-- Верить надо только в завтрашнюю ракету -- не опоз-дать бы на нее!

Джейнис подняла обеими руками белое платье, в полу-темной комнате оно казалось призраком.

-- Странно это... выйти замуж на другой планете.

-- Пойдем-ка спать.

-- Нет! В полночь вызовет Марс. Я все равно не усну, буду думать, как мне сказать Уиллу, что я решила лететь. Ты только представь, мой голос полетит к нему по светофону за шестьдесят миллионов миль! Я боюсь -- а вдруг передумаю, со мной ведь это бывало!

-- Наша последняя ночь на Земле...

Теперь они знали, что так оно и есть, и примирились с этим; уже не укрыться было от этой мысли. Они улетают -- и, быть может, никогда не вернутся. Они покидают город Индипенденс в штате Миссури на североамериканском кон-тиненте, который омывают два океана -- с одной стороны Атлантический, с другой -- Тихий, -- и ничего этого не за-хватишь с собой в чемодане. Все время они страшились по-смотреть в лицо этой суровой истине. А теперь она стала перед ними во весь рост. И они оцепенели.

-- Наши дети уже не будут американцами, они даже не будут людьми с Земли. Теперь мы на всю жизнь -- марсиане.

-- Я не хочу! -- вдруг крикнула Джейнис. Ужас сковал ее.

-- Я боюсь! Бездна, тьма, ракета, метеориты... И все, все останется позади! Ну зачем мне лететь?!

Леонора обхватила ее за плечи, прижала к себе и стала укачивать, как маленькую.

-- Там новый мир. Так бывало и в старину. Мужчины идут вперед, женщины -- за ними.

-- Нет, ты скажи, зачем, ну зачем это мне?

-- Затем, -- спокойно сказала Леонора и усадила ее на край кровати. -Затем, что там Уилл.

Отрадно было услышать его имя. Джейнис притихла.

-- Это из-за мужчин нам так трудно, -- сказала Лео-нора. -- Когда-то, бывало, если женщина одолеет ради муж-чины двести миль, это уже событие. Потом они стали уез-жать за тысячу миль. А теперь улетают на другой край Вселенной. Но все равно это нас не остановит, правда?

-- Боюсь, в ракете я буду дура дурой.

-- Ну и я буду дурой, -- сказала Леонора и поднялась. -- Пойдем-ка погуляем на прощание. Джейнис выглянула из окна.

-- Завтра все в городе пойдет по-прежнему, а нас тут уже не будет. Люди проснутся, позавтракают, займутся делами, лягут спать, на следующее утро опять проснутся, а мы уже ничего этого не узнаем, и никто про нас не вспомнит.

Они слепо кружили по комнате, словно не могли найти выхода.

-- Пойдем.

Отворили наконец дверь, погасили свет, вышли и закрыли за собой дверь.