Роберт Шекли - сборник СТОИМОСТЬ ЖИЗНИ

Однако вокруг этой сферы деятельности шла бешеная конкурентная борьба, и лишь очень немногим из самых способных удавалось получить дипломы наладчиков. А у мальчика, хотя он и смышлен, нет склонности к технике.

– Возможно, сынок. Все возможно.

– Но возможно ли это именно для меня?

– Не знаю, – ответил Кэррин со всей доступной ему прямотой.

– Ну и не надо, все равно я не хочу быть мастером-наладчиком, – сказал мальчик, поняв, что получил отрицательный ответ. – Я хочу стать летчиком-космонавтом.

– Летчиком-космонавтом, Билли? – вмешалась Лила, войдя в комнату. – Но ведь у нас их нет.

– Нет, есть, – возразил Билли. – Нам в школе говорили, что правительство собирается послать несколько человек на Марс.

– Это говорится уже сто лет, – сказал Кэррин, – однако до сих пор правительство к этому и близко не подошло.

– На этот раз пошлют.

– Почему ты так рвешься на Марс? – спросила Лила, подмигнув Кэррину. – На Марсе ведь нет хорошеньких девушек.

– Меня не интересуют девушки. Мне просто хочется на Марс.

– Тебе там не понравится, милый, – сказала Лила. – Это противная старая дыра, и там нет воздуха.

– Там есть воздух, хоть его и мало. Я хочу туда поехать, – угрюмо настаивал мальчик. – Мне здесь не нравится.

– Это еще что? – спросил Кэррин, выпрямляясь в кресле. – Чего ты еще хочешь? Тебе чего-нибудь не хватает?

– Нет, сэр. У меня есть все, что надо. – Когда сын называл его сэром, Кэррин знал: что-то неблагополучно.

– Послушай, сынок, в твои годы мне тоже хотелось на Марс. Меня привлекала романтика. Я даже мечтал стать мастером-наладчиком.

– Почему же ты им не стал?

– Ну, я вырос. Я понял, что есть более важные дела. Сначала я заплатил долг, доставшийся мне от отца, а потом встретил твою мать…

Лила хихикнула.

– …и захотелось создать семью. То же самое будет и с тобой. Ты выплатишь свой долг и женишься, как все люди.

Билли помолчал, откинул со лба темные волосы – прямые, как у отца, – и облизнул губы.

– Откуда у меня появились долги, сэр? Кэррин осторожно объяснил. Он рассказал о вещах, которые необходимы для цивилизованной жизни всей семьи, и о том, сколько эти вещи стоят. Как они оплачиваются. Как появился обычай, чтобы сын, достигнув совершеннолетия, принимал на себя часть родительского долга.

Молчание Билли раздражало Кэррина. Мальчик словно упрекал его. А он-то долгие годы трудился как раб, чтобы предоставить неблагодарному щенку все прелести комфорта.

– Сынок, – резко произнес он, – ты проходил в школе историю? – Хорошо. Значит, тебе известно, что было в прошлом. Войны. Тебе бы понравилось, если бы тебя заставили воевать?

Мальчик не отвечал.

– Или понравилось бы тебе гнуть спину по восемь часов в день за работой, с которой должна справляться машина? Или все время голодать? Или мерзнуть и мокнуть под дождем, не имея пристанища?

Он подождал ответа и, не дождавшись, продолжал:

– Ты живешь в самом счастливом веке, какой когда-либо знало человечество. Тебя окружают все чудеса искусства и науки. Самая утонченная музыка, лучшие книги, величайшие творения искусства – все к твоим услугам. Тебе остается лишь нажать кнопку. – Голос его смягчился. – Ну, о чем ты думаешь?

– Я просто соображаю, как же мне теперь попасть на Марс, – ответил мальчик. – Я хочу сказать – с долгами. Навряд ли можно от них отделаться.

– Конечно, нет.

– Разве что забраться в ракету зайцем.

– Но ты ведь этого не сделаешь.

– Конечно, нет, – сказал мальчик, но голосу его недоставало уверенности.

– Ты останешься здесь и женишься на очень славной девушке, – подхватила мать.

– Конечно, останусь, – отозвался Билл, – Конечно. – Он неожиданно ухмыльнулся. – Я просто так говорил насчет Марса. Просто так.

– Я очень рада, – ответила Лила.

– Забудьте о том, что я тут наболтал, – попросил Билли с вымученной улыбкой. Он встал и опрометью бросился наверх.

– Наверное, пошел играть с ракетами, – сказала Лила. – Вот чертенок.

Кэррины спокойно поужинали, а после ужина мистеру Кэррину пора было идти на работу. В этом месяце он выходил в ночную смену. Он поцеловал жену, сел в реактобиль и под оглушительный рев покатил на завод. Опознав Кэррина, автоматические ворота распахнулись. Он поставил реактобиль на стоянку и вошел внутрь здания.

Автоматические токарные станки, автоматические прессы – все автоматическое. Завод был огромный и светлый; тихо жужжали машины – они делали свое дело, и делали его хорошо.

Кэррин подошел к концу сборочного конвейера для автоматических стиральных машин: надо было принять смену.

– Все в порядке? – спросил он.

– Конечно, – ответил сменщик. – Целый год нет брака. У этих новых моделей встроенные голоса. Здесь нет сигнальной лампочки, как в старых.

Кэррин уселся на место сменщика и подождал прибытия первой стиральной машины. Работа его была воплощением простоты. Он сидел на месте, а мимо проплывали машины. Он нажимал на них кнопку и проверял, все ли в порядке. Все неизменно было в порядке. Пройдя его контроль, машины отправлялись в отдел упаковки.

На длинных роликовых салазках скользнула первая машина. Кэррин нажал пусковую кнопку на ее боку.

– Готова к стирке, – сказала стиральная машина.

Кэррин нажал выключатель и пропустил машину дальше.

Этот мальчик, подумал Кэррин. Не побоится ли он ответственности, когда вырастет? Станет ли зрелым человеком и займет ли место в обществе? Кэррин в этом сомневался. Мальчик – прирожденный мятежник.

Однако эта мысль его не особенно встревожила.

– Готова к стирке. – Прошла другая машина. Кэррин припомнил кое-что о Миллере. Этот жизнелюб вечно толковал о других планетах, постоянно шутил; что полетит на одну из них и наведет там хоть какой-то порядок. Однако он никуда не полетел. Он покончил с собой.

– Готова к стирке.

Кэррину предстояло восемь часов работы; готовясь к ним, он ослабил ремень. Восемь часов надо нажимать кнопки и слушать, как машины заявляют о своей готовности.

– Готова к стирке. Он нажал выключатель.

– Готова к стирке.

Мысли Кэррина блуждали где-то далеко, впрочем, его работа и не требовала особого внимания. Теперь он понял, что именно беспрерывно гнетет его.

Ему не нравилось нажимать на кнопки.

В это утро в музее как-то непривычно пусто, отметил про себя мистер Грант, ведя миссис Грант через облицованный мрамором вестибюль. В данных обстоятельствах это было совсем не плохо.

– Доброе утро, сэр, – произнес пожилой розовощекий служитель музея.

– Доброе утро, Саймонс, – ответил мистер Грант. – Это – миссис Грант.

Миссис Грант угрюмо кивнула и прислонилась к боевой пироге из Центральной Америки. Ее плечи были вровень с плечами гребца из папье-маше и куда шире. Глядя на них, мистер Грант на мгновение задумался: а поможет ли ему специальный раздел выставки? Можно ли рассчитывать на успех, имея дело с женщиной столь крупной, столь сильной, столь уверенной в себе?