Филип Дик - Короткая счастливая жизнь коричневого тапка

На столе стоял Оживитель. Когда я проходил мимо, от прибора явственно повеяло теплом.

Оживитель работал весь день!

Я щелкнул выключателем, лампочки на передней панели потухли.

Неужели я утром позабыл его выключить?

Я напряг память, но так и не вспомнил.

— Пойдем, поищем тапок, пока еще не совсем стемнело, — обратился я к жене.

Мы обшарили весь двор, дюйм за дюймом, но ни в кустах, ни у изгороди, ни под крыльцом тапка не обнаружили.

Когда стемнело окончательно, мы зажгли во всем доме и над входной дверью свет и искали еще часа два. Наконец, я сдался и, от души выругавшись, уселся на нижнюю ступеньку крыльца.

— Ничего не попишешь, нам его не изловить. Пока мы шарим в одном конце двора, он преспокойно отсиживается в противоположном. Да и почем знать, может, его давным-давно здесь нет. В изгороди полно дыр, и он мог легко удрать на улицу.

— Похоже на то, — подтвердила Джоан.

Я нехотя встал.

— Оставим входную дверь открытой. Глядишь, к утру он замерзнет и вернется в дом.

Дверь не закрывалась всю ночь, но утром, когда мы встали, в доме было тихо. Видимо, тапок не вернулся. Я затворил дверь и для успокоения совести внимательно осмотрел комнату за комнатой. В кухне кто-то ночью перевернул мусорное ведро. Выходит, тапок сюда заглядывал, но, опрокинув ведро, снова удрал.

— Док явится в любую минуту, — пробормотал я. — Надо бы ему позвонить и отменить встречу.

Джоан коснулась Оживителя.

— Скажи ему, пускай забирает свою игрушку и впредь ставит дурацкие опыты у себя дома.

Мы вышли на крыльцо и огляделись.

— Смотри-ка, — воскликнул я. — Машина. Похоже, к нам гости.

Подняв тучу пыли, перед нашим домом замер темный «плимут». Хлопнули дверцы, двое пожилых мужчин выбрались на тротуар и направились в нашу сторону.

— Где Руперт? — бросил один из них.

— Кто? А, док Лабиринт! Он скоро будет.

— А где эта ожившая штуковина? — поинтересовался другой. — Я — профессор Портер из университета. Можно на нее взглянуть?

— Подождите дока, — тянул я время. — Он скоро будет.

Подкатили еще два автомобиля, из них вышли с полдюжины людей преклонного возраста. Оживленно переговариваясь, они подошли к крыльцу.

— Молодой человек, — обратился ко мне чудаковатого вида старичок с густыми рыжими бакенбардами, — не будете ли вы так любезны продемонстрировать нам вещественное доказательство, этот пресловутый Оживитель?

— Прибор там, на столе. — Я ткнул пальцем за спину. — Проходите, если вам интересно.

Они прошли в дом и столпились вокруг стола, тыкая в переключатели пальцами и непрерывно тараторя. Мы с Джоан, затаив дыхание, наблюдали за ними.

— Вот это да! — воскликнул Портер. — Универсальный Принцип Достаточного Раздражения докажет всему миру, что…

— Чушь собачья! — отрезал худощавый тип в сером измятом костюме. — Абсурд! Покажите мне сначала живую шляпу, или ботинок, или что там у вас, а уж потом…

— Увидите, увидите, — перебил его Портер. — Всему свое время. Руперт занимается наукой с пеленок, уж он-то знает, о чем говорит.

Спор разгорался. Все так и сыпали звучными географическими названиями, датами, в ход были пущены имена всемирно известных ученых. Многие в пылу дискуссии перешли на латынь.

Подъехало еще несколько автомобилей, среди ученых мужей появились молодые люди в легкомысленных свитерах, с видеокамерами и блокнотами.

Заработали фотовспышки.

— О, господи! — всплеснула руками Джоан. — Этому нашествию конца не видно!

— Скоро явится док, расскажет им, что стряслось, и они живо разъедутся, — успокоил я жену.

— А чего, собственно, ждать? Скажи им прямо сейчас.

— Я? Нет, пускай уж лучше док! Хотя, если хочешь, скажи им сама.

— Ну, уж нет, вы заварили всю эту кашу, вам и расхлебывать! И вообще, если хочешь знать, твои тапки мне с самого начала не нравились. Купи мы тогда, как предлагала я, темно-синие, ну, те, что стояли на соседней полке, глядишь, все бы и обошлось. А теперь… — Джоан махнула рукой.

Люди все прибывали, толпа уже не умещалась в доме. И вот, наконец, подкатил знакомый голубой «форд». Победно улыбаясь, к крыльцу подошел Лабиринт.

Еще минута-другая, и придется сказать ему правду.

Как-то он отреагирует?

— Как я посмотрю ему в глаза? — жалобно спросил я у Джоан. — Давай спрячемся. Хорошо?

Узрев Лабиринта, ученые мужи высыпали наружу и обступили его плотной стеной.

Мы с женой переглянулись и юркнули в дом. Я беззвучно затворил за собой входную дверь. Через приоткрытое окно в комнату врывался шум; вскоре Лабиринт принялся разъяснять Универсальный Принцип Достаточного Раздражения, и стало относительно тихо.

Вот-вот док закончит лекцию, войдет сюда и потребует тапочек. Что ему сказать, как успокоить?

— В конце концов, он сам во всем виноват, впредь не будет оставлять ценные вещи у посторонних. — Джоан схватила первый попавшийся на глаза журнал мод и зашуршала страницами.

Увидев меня через окно, док помахал рукой, при этом его физиономия прямо-таки сияла. Я небрежно махнул ему в ответ и сел рядом с Джоан на диван, откуда не было видно толпы у порога.

Время шло, я разглядывал трещину под потолком.

Что же предпринять?

Ждать, что же еще!

Ждать, когда окруженный толпой ученых и репортеров в дом триумфально войдет док и попросит предъявить живое доказательство верности его теории.

Тапок, старый стоптанный тапок — вот на чем держится сейчас научный авторитет Лабиринта, вот от чего зависит, поверит ли ученый мир в Принцип!

А чертов тапок убежал, скрылся в неизвестном направлении!

— Скоро все так или иначе кончится, — обронил-я.

— Скорей бы уж!

Минут пятнадцать мы сидели молча.

Странное дело — гам за окном мало-помалу затих. Я напряг слух, но ничего, кроме обычных звуков просыпающегося по соседству большого промышленного города, не услышал.

— Интересно, почему они умолкли?

Тишина. Что происходит?

Я поднялся, подошел к двери и осторожно выглянул наружу.

— Ну, как, — осведомилась Джоан, — что-нибудь увидел?

— Они просто стоят и что-то разглядывают.

Интересно, на что они там таращатся?

— Давай выйдем и посмотрим, в чем дело, — предложила Джоан.

Мы медленно спустились с крыльца, протиснулись сквозь толпу.

— Господи! — вырвалось у меня.

Лужайку пересекала необыкновенная парочка — мой стоптанный тапок и изящная белая туфелька на высоком каблуке.

— Чем-то мне эта туфелька знакома, — выдавил я.

— Так это же моя! — запричитала Джоан. — Моя, моя! Из моей лучшей пары.

Я их так берегла, надевала только…

Головы гостей дружно повернулись в нашу сторону.

— Не обольщайся, милочка, — пробасил Лабиринт, — Теперь туфелька принадлежит всему человечеству, отныне и на веки вечные!