Рэй Брэдбери - Темный карнавал

Ларьки, в которых летом продавали пирожки и сосиски, были закрыты, и ветер разглаживал следы людей, приходивших сюда в июле и августе. А сегодня здесь были только следы моих теннисных тапочек, да еще Дональда и Арнольда Дэлуа.

Песок заполнил дорожку, которая вела к каруселям. Лошади стояли, укрытые брезентом, и вспоминали музыку, под которую они скакали в чудесные летние дни.

Все мои сверстники были уже в школе. Завтра в это время я буду сидеть в поезде далеко отсюда. Мы с мамой пришли на пляж. На прощание.

— Мама, можно я немного побегаю по пляжу?

— Ладно, согрейся. Но только не долго, и не бегай к воде.

Я побежал, широко расставив руки, как крылья. Мама исчезла вдали и скоро превратилась в маленькое пятнышко. Я был один.

Человек в 12 лет не так уж часто остается один. Вокруг столько людей, которые всегда говорят как и что ты должен делать! А чтобы оказаться в одиночестве, нужно сломя голову бежать далеко-далеко по пустынному пляжу. И чаще всего это бывает только в мечтах. Но сейчас я был один. Совсем один!

Я подбежал к воде и зашел в нее по пояс. Раньше, когда вокруг были люди, я не отваживался оглянуться кругом, дойти до этого места, всмотреться в дно и назвать одно имя. Но сейчас...

Вода — как волшебник. Она разрезает все пополам и растворяет вашу нижнюю часть, как сахар. Холодная вода. А время от времени она набрасывается на вас порывистым буруном волны.

Я назвал ее имя. Я выкрикнул его много раз: — Талли! Талли! Эй, Талли!

Если вам 12, то на каждый свой зов вы ожидаете услышать отклик. Вы чувствуете, что любое желание может исполнится. И порой вы, может быть, и не очень далеки от истины.

Я думал о том майском дне, когда Талли, улыбаясь, шла в воду, а солнце играло на ее худых плечиках. Я вспомнил, какой спокойной вдруг стала гладь воды, как вскрикнула и побледнела мать Талли, как прыгнул в воду спасатель, и как Талли не вернулась...

Спасатель хотел убедить ее выйти обратно, но она не послушалась. Ему пришлось вернуться одному, и между пальцами у него торчали водоросли.

А Талли ушла. Больше она не будет сидеть в нашем классе и не будет по вечерам приходить ко мне. Она ушла слишком далеко, и озеро не позволит ей вернуться.

И теперь, когда пришла осень, небо и вода стали серыми, а пляж пустым, я пришел сюда в последний раз. Один. Я звал ее снова и снова:

— Талли! Эй, Талли! Вернись!

Мне было только 12. Но я знал, как я любил ее. Это была та любовь, которая приходит раньше всяких понятий о теле и морали. Эта любовь так же бескорыстна и так же реальна, как ветер, и озеро, и песок. Она включала в себя и теплые дни На пляже, и стремительные школьные дни, и вечера, когда мы возвращались из школы, и я нес ее портфель.

— Талли!

Я позвал ее в последний раз. Я дрожал, я чувствовал, что мое лицо стало мокрым и не понимал от чего. Волны не доставали так высоко. Я выбежал на песок и долго смотрел в воду, надеясь увидеть какой-нибудь таинственный знак, который подаст мне Талли. Затем я встал на колени и стал строить дворец из песка. Такой, как мы, бывало, строили с Талли. Только на этот раз я построил половину дворца. Потом я поднялся и крикнул:

— Талли! Если ты слышишь меня, приди и дострой его!

Я медленно пошел к тому пятнышку, в которое превратилась моя мать. Обернувшись через плечо, я увидел, как волны захлестнули мой замок и потащили за собой. В полной тишине я брел по берегу. Далеко, на карусели, что-то заскрипело, но это был только ветер.

На следующий день мы уехали на Запад. У поезда плохая память, он все оставляет позади. Он забывает поля Иллинойса, реки детства, мосты, озера, долины, коттеджи, горе и радость. Он оставляет их позади, и они исчезают за горизонтом...

Мои кости вытянулись, обросли мясом. Я сменил свой детский ум на взрослый, перешел из школы в колледж. Потом появилась эта женщина из Сакраменто. Мы познакомились, поженились. Мне было уже 22, и я совсем уже забыл, на что похож Восток. Но Маргарет предложила провести там наш медовый месяц.

Как и память, поезд приходит и уходит. И он может вернуть вам все то, что вы оставили позади много лет назад.

Лейк Блафф с населением 10000 жителей, показался нам за окном вагона. Я посмотрел на Маргарет — она была очаровательна в своем новом платье. Я взял ее за руку, и мы вышли на платформу. Носильщик выгрузил наши вещи.

Мы остановились на 2 недели в небольшом отеле. Вставали поздно и шли бродить по городу. Я вновь открывал для себя кривые улочки, на которых прошло мое детство. В городе я не встретил никого из знакомых. Порой мне попадались лица, напоминавшие мне кое-кого из друзей детства, но я, не останавливаясь, проходил мимо. Я собирал в душе обрывки памяти, как собирают в кучу осенние листья, чтобы сжечь их.

Все время мы были вдвоем с Маргарет. Это были счастливые дни. Я любил ее, по крайней мере, я так думал. Однажды мы пошли на пляж, потому что выдался хороший день. Это не был один из последних дней сезона, как тогда, 10 лет назад, но первые признаки осени и осеннего опустошения, уже коснулись пляжа. Народ поредел, несколько ларьков было заколочено, и холодный ветер уже начал напевать свои песни.

Все здесь было по-прежнему. Я почти явственно увидел маму, сидевшую на песке в своей любимой позе, положив ногу на ногу и оперевшись руками сзади. У меня снова возникло то неопределенное желание побыть одному, но я не мог себя заставить сказать об этом Маргарет. Я только держал ее под руку и молчал.

Было около четырех часов. Детей, в основном, уже увели домой, и лишь несколько группок мужчин и женщин, несмотря на ветер, нежились под лучами вечернего солнца. К берегу причалила лодка со спасательной станции. Плечистый спасатель вышел из нее, что-то держа в руках.

Я замер, мне стало страшно. Мне было снова 12 лет, и я был отчаянно одинок. Я не видел Маргарет; я видел только пляж и спасателя с серым, наверное, не очень тяжелым мешком в руках и почти таким же серым лицом.

— Постой здесь, Маргарет, — сказал я. Я сам не знаю, почему это сказал.

— Но что случилось?

— Ничего. Просто постой здесь.

Я медленно пошел по песку к тому месту, где стоял спасатель. Он посмотрел на меня.

— Что это? — спросил я.

Он ничего не ответил и положил мешок на песок. Из него с журчанием побежали струйки воды, тут же затихая на пляже.

— Что это? — настойчиво спросил я.

— Странно, — задумчиво сказал спасатель.

— Никогда о таком не слышал. Она же давно умерла.

— Давно умерла?

Он кивнул:

— Лет десять назад. С 1933 года здесь никто из детей не тонул. А тех, кто утонул раньше, мы находили через несколько часов. Всех, кроме одной девочки. Вот это тело; как оно могло пробыть в воде 10 лет?

Я смотрел на серый мешок.

— Откройте. — Я не знаю, почему сказал это. Ветер усилился.