Кейт Лаумер - Бомба времени

— Сколько же времени вы шпионите за нами, док?

— Несколько веков. Но этот процесс, разумеется, продолжается. Вот как раз в эту секунду закончилась запись новых данных. Слышал щелчок?

Дэмми пошевелил пальцами.

— Что-то не чувствую я никакой разницы, — с сомнением заявил он. — Если бы я чему-то научился, то знал бы об этом.

— Двигательные навыки отпечатаны на подсознательном уровне, — ответил Ксориэлль. — Если бы ты ощущал каждое движение, например, во время ходьбы, то уже не успевал бы обращать внимание ни на что другое — иначе бы все время падал. Пианист смотрит в ноты, а пальцы его летают по клавишам сами. Фактически, если он долго не подходит к инструменту, то все равно может восстановить произведение, которое знал раньше, следя за своими руками. Руки сами нажмут нужные клавиши, даже если его сознание забыло ноты.

— Поверю этому, только когда попробую сам. Если это сработает.

Ксориэлль небрежно открыл выдвижной ящик под пультом, достал оттуда синий шар размером с бильярдный и швырнул его прямо в лицо Дэмми. Тот легко его поймал и увидел, как второй шар, ярко-красный, уже несется к нему. Он мгновенно перекинул синий шар в левую руку и поймал правой красный. Но в пути был уже желтый. Ксориэлль лениво смотрел в противоположном направлении, кидая шары Монтгомери, который перебрасывал их в левую руку и ловил правой все новые и новые: оранжевый, зеленый, фиолетовый, черный, белый, золотой и серебряный. Чтобы вовремя освобождать и левую руку, Дэмми подкидывал их в воздух, а потом ловил, с правой на левую, с левой в воздух и ловил правой…

— Ну, ладно, значит, жонглировать не так уж и трудно, — сказал он, наконец, не отрывая взгляд от летающих шаров.

Тут Ксориэлль бросил ему сразу два шара, коричневый и розовый. И они присоединились к общему каскаду без видимых усилий со стороны Дэмми. Затем Дэмми согнул правую руку так, что очередной шар отскочил от нее, пролетел мимо плеча Ксориэлля и улетел в открытый выдвижной ящик, а за ним и все остальные.

— Неплохое развлечение, — лениво сказал Дэмми. — Что ж, теперь у меня есть чем заработать на кусок хлеба с маслом, если дела пойдут плохо.

— Даже лучше, Дамокл, теперь у тебя есть несколько сотен полезных навыков, если не вообще все. Ты мог бы найти работу в любой научно-исследовательской лаборатории, как специалист в любой из многих областей.

— Это потребует некоторой проверки, — с сомнением протянул Дэмми.

— Да нет необходимости ни в каких проверках. Уверяю тебя, все обстоит именно так, как я сказал. Так мы будем продолжать?

— Круто, — кивнул Дэмми. — Но если я пытаюсь что-то продать, то должен держать в уме, что Дy дробь Дх = у дробь х.

— Или, в качестве альтернативы, — подхватил Ксориэлль, — можно было бы вывести Закон Индифферентности, как Ду = —у дробь х на Дх. (см. рис. 115)

— Вы думаете, я еще не узнал этого?

— Ты реагируешь на все сверхотзывчиво, мой мальчик. Так что давай продолжать, — мягко сказал Ксориэлль, и, прежде чем Дэмми успел возразить, его тело вновь охватили судороги.

— Горные лыжи, — вежливо сообщил ему Ксориэлль и нажал на другую кнопку. — Умение рисовать… спазм… подражать пению птиц… спазм… настольный теннис… «хай-алай»… йога… шпагоглотание… спазм… спазм… спазм…

— Я чувствую себя так, — сказал Дэмми три дня спустя, — словно проткнут насквозь этими вашими устройствами, вымочен в уксусе и готов к тому, чтобы меня поджарили вместо шашлыка.

— Тебе не стоит говорить о себе так пренебрежительно, мальчик мой, — бодро сказал Ксориэлль, помешивая соломинкой «мартини».

Они сидели в глубоких кожаных креслах в библиотеке с рядами книг на полках. Толстые, темные ковры, тяжелая драпировка, грубый каменный камин с отполированной медной подставкой для дров, давали ощущение знакомой роскоши.

Дэмми отпил свой напиток.

— Я так устал, что мне даже трудно держать стакан, — простонал он.

— Да, напряженное было время, — согласился Ксориэлль. — А впереди нас ждет еще один напряженный день.

— Только не сегодня. Я больше не выдержу.

— Ты почувствуешь себя лучше, подремав после ленча и подумав о том, что теперь ты глубоководный ныряльщик, опытный рыболов, ядерный физик, каменщик, мойщик окон и еще многое другое.

— Странно… но я все равно устал.

— Мне интереснее будет увидеть, чего мы достигнем в нашем следующем сеансе, — сказал Ксориэлль. — До сих пор мы просто прививали тебе текущие навыки. Надеюсь, теперь привнесем что-то новенькое.

— Не нравится мне, как это звучит.

— Мы просто попытаемся предвидеть, что Человечество готовит себе. Несомненно, что сегодня есть какой-то человек, который где-нибудь что-нибудь делает впервые. Это может быть не таким захватывающим, как в начале времен, когда человек впервые разжег костер или сложил два и два, но все равно это новое усовершенствование. Некоторые из таких усовершенствований открывают путь исследованиям совершенно новых областей неподозреваемых способностей. И кто знает, на что вы, умные люди, станете способны через тысячу, десять или сто тысяч лет.

— Что значит, на что?

— Дэмми, ты знаешь какие-нибудь детские стишки?

— Стишки?

— Например, «У Мэри был барашек».

— Конечно. «Он белым был, как снег». И что дальше?

— А другой стишок?

— М-м… «Джек и Джилл».

Ксориэлль положил на журнальный столик блокнот и карандаш.

— Я хочу, чтобы ты рассказал мне «У Мэри был барашек», и одновременно написал «Джека и Джилл».

— Но я же не могу делать две вещи сразу.

— А ты когда-нибудь пробовал?

— Ну, я просто неспособен…

— Попробуй, Дэмми. Просто чтобы убедиться. Я не буду даже смотреть.

Ксориэлль встал и подошел к книжным полкам. Дэмми тихонько фыркнул, но взял карандаш, на мгновение замер, потом стал бормотать: «У Мэри был барашек…»

— Да будь я проклят, — сказал он секунду спустя.

В блокноте каракулями, но все же разборчиво, было написано «Джек и Джилл поднялись на холм».

— Ну, вот видишь, — Ксориэлль повернулся, лучась улыбкой. — Ты уже можешь делать то, что считал невозможным. Теперь мне нужно поработать одному. А ты можешь пойти подремать. Встретимся в Студии номер четыре через два часа.

— Этим методом, — пояснил Ксориэлль два часа спустя, когда Дэмми, отдохнувший и свежий, снова находился в катализаторе, — мы исследуем твои непосредственные физические и психические реакции на различные стимулы, проследим используемые при этом механизмы, а затем экстраполируем эти механизмы на самый широкий спектр действий. Предположим, мы начнем с чего-то простенького, например, с так называемых психосоматических заболеваний…

— Стоп, стоп! Не вздумайте привить мне тиф или холеру, чтобы поглядеть, как я буду с ними справляться! — воскликнул Монтгомери.