Владимир Михайлов - Время Разителя

Какой-то шум донесся из глубины здания. Вроде бы крики. Вроде бы ругань. Вроде бы…

Но тут я почувствовал, что мир отдаляется от меня. Размывается. Исчезает. Вместе со всем видимым, слышимым, ощутимым…

Последней моей мыслью было, кажется: «Получилось…»

«Вот это город! Всем городам город. И не представить раньше, что такие бывают на свете…»

Так размышлял Пат Пахтор, шагая вместе со всеми, разом с ним прибывшими в мир Улар. Повинуясь команде, они вышли из округлого, похожего на половину яйца ЦентрВВтранса и теперь направлялись куда-то, куда их вели. Старались держаться потеснее вместе, чтобы не потеряться: народ был, судя по всему, провинциальный, к городской суете непривычный. Пат тоже то и дело косил глазом на соседей — тут ли они? — а в остальное время любовался улицей, по которой они продвигались. Нет, на Кантре такого не было. В родном мире и на трехэтажный дворец все с почтением задирали головы, а тут… Высоченные дома, не дома, а прямо домища, возвышались по обеим сторонам улицы, достигая — некоторые — даже и до… точно, до двенадцати этажей! И как только они держались, не падали? Пожалуй, опасным делом было — гулять у их подножий: а если вдруг сильный ветер? Стоит ведь одному не устоять — и, падая, он ударит по соседнему, тот — по третьему, и такая начнется катавасия, что и не выживет никто. Сначала эта мысль заставила Пата съежиться, захотелось даже стать поменьше ростом, хотя опыт подсказывал: все равно не уцелеешь… Но минуты проходили, чужие люди — и обгонявшие, и те, что шли навстречу, — ничуть, похоже, не опасались такой вот угрозы, значит — понял Пат Пахтор, — подобное если тут и бывает, то не каждый день — авось и сейчас ничего не приключится, пока не заведут их снова под какую-нибудь надежную крышу.

Еще один страх навалился, когда пришлось с одной стороны этой улицы переходить на другую — пересечь ту ее широченную часть, по которой все перли и перли бессчетные коляски, скользуны, большие и малые, с людьми и какими-то грузами. Среди них Пат заприметил и две платформы с солдатами; хотя форма и не совсем такая была, как та, что он сам носил в свое время на Кантре, но солдатскую сбрую любой хоть сколько-нибудь понимающий ни с чем прочим не спутает. Пат невольно вздохнул: служба, солдатская лямка… Счастливые, беззаботные были годы, вспомнишь — и сразу легче становится на душе — оттого, что они были, — и тяжелей: потому что прошли. Ну, что делать: жизнь не по заказу шьют, получаешь такую, какую дали, выбирать не приходится.

К этой мысли он всегда приходил, с чего бы ни начинались его раздумья и к чему бы ни относились. И сейчас, когда их довели, наконец, до того места, куда требовалось, и они снова оказались под крышей, облегченно вздыхая, Пат совсем успокоился. Хотя тут и было вроде бы самое время начать волноваться: сразу пошло распределение по специальностям. Некоторые из приехавших стали суетиться, нахваливать себя, просить работу, какую им хотелось. С иными соглашались, но редко. Пат помалкивал в тряпочку: знал, что твоя работа тебя отыщет, хочешь ты того или нет.

Впрочем, он не был совершенно уверен в том, что его работа — это именно монтаж какого-то там специального оборудования в чем-то; название этого «чего-то», из нескольких длинных и непонятных слов, на первый слух не запомнилось, но в этом беды не было: не самому ведь придется эту фирму отыскивать, те, кому он понадобился, уж доведут как-нибудь, не пожалеют времени. Единственно, о чем Пат тогда подумал, было: вроде бы он не говорил, что когда-то приходилось ему работать и на монтаже всякого серьезного оборудования — энергетического, так оно называлось; но они как-то об этом узнали — не случайно же получил он именно такое назначение, а ведь могли поставить и мусор вывозить, была и такая пора в его гражданской жизни… И еще пришло в голову: значит, не очень-то квалифицированный народ идет сюда, если вот он сошел за специалиста. И то сказать: а что хороший мастер станет искать тут, на краю света, — пусть он на вид таким и не кажется? Мастера сидят в своих мирах, живут в почете и уважении.

…До места назначения его не довели, а даже довезли — на скользуне, прокатили с ветерком, правда не одного — там еще трое было из прибывшей компании. Ехать пришлось довольно долго; улицу проезжали за улицей, дома становились пониже и пореже, потом вдруг прекратились совсем, как отрезало, пошли пустыри, где по большей части ничего не росло — голый камень, но местами уже виднелась какая-то зелень; значит, хозяева решили обосноваться в этом мире всерьез, иначе насаждениями заниматься вряд ли стали бы: дело долгое и не дешевое. Хотя… вдруг среди этих зеленых островков — невысокими были насаждения, кустарник, скорее всего, — не близ дороги, а подальше стали появляться этакие — ну, рощей не назовешь, но как бы купы больших деревьев — не подрост какой-нибудь, а мощные, высокие стволы, пышные кроны, язык так и чесался сказать «вековые» — только, как Пат соображал, счет на века тут ну никак не мог идти; даже не на десятилетия: в рекламе вербовщиков не зря ведь говорилось, что всего лишь несколько месяцев всей этой жизни.

Что же — значит, деревья тут и до людей росли, вот и вся причина.

Так или иначе — их берегут: если вглядеться — ясно различишь проволочную сетку на высоких, наклоняющихся внутрь столбах, а в каждой купе — похоже, в самой середине — мачта повыше, и на ее верхушке что-то вроде — ага, вспомнил, — точно, вроде антенны, какая была на Кантре в столице, чтобы принимать передачи из пространства откуда-то из других миров. Та была, правда, побольше, но одна на весь мир; а тут — небольшие, зато их много.

Все больше становилось таких лесных островков, дальше они уже стали сливаться друг с другом, так что можно было всерьез назвать это лесом. Сейчас, похоже, въедем в тенек…

Нет, не въехали. Дорога свернула круто вправо — и стало видно совсем другое, то, куда, скорее всего, их и везли.

Другое — ни на город не похожее, какой они недавно прошли-проехали, ни на вообще что-либо, виденное Патом в жизни; хотя навидаться он успел всякого.

На первый взгляд — отсюда, издали, сверху — то, что открылось перед ним, более всего походило на древний кратер метеоритного происхождения, среднюю — и самую глубокую, понятно, — часть его занимало озеро. Только, в отличие от других озер, не однажды виданных в самых разных мирах, на берегу, — широком кольце черного, как и все склоны, песка — не было совершенно ничего из того набора, которому полагается быть близ водоема, пусть не морских масштабов, но все-таки имевшего метров, пожалуй, более двухсот в поперечнике. Ни человека с удочкой, ни лодочки на плаву или хотя бы на берегу, ни мосточков, ни ларьков, в которых торговали бы легкой выпивкой и закуской, купальными принадлежностями или сувенирами. Полная безжизненность царила на этом черном кольце, имевшем ширину (прикинул Пат на глазок) не менее пятидесяти метров.