Кордвейнер Смит - Инструментарий человечества [сборник litres]

Его собственная.

Что было его собственным прежде?

Даже его жизнь не принадлежала ему. Он помнил обрывки своих детств. У него даже остались смутные неприятные воспоминания о сезонах боли, когда его отправляли обратно в младенчество, не меняя размеров тела. Он этого не выбирал. Так приказал старик, или это одобрил вице-председатель, или об этом попросила тетушка Марго. Никто не спрашивал мнения Рода, лишь говорил: «Ты согласишься…»

Он соглашался.

Он был хорошим – таким хорошим, что временами ненавидел их всех и гадал, знают ли они, что он их ненавидит. Ненависть никогда не длилась долго, потому что настоящие люди проявляли ради него слишком много благожелательности, слишком много доброты, слишком много усердия. Ему приходилось любить их в ответ.

Пытаясь осмыслить все это, он расхаживал по своей ферме.

Большие овцы лежали на своих платформах, вечно больные, вечно огромные. Быть может, кто-то из них помнил, как был ягненком и мог бегать по жидкой травке, мог просовывать голову сквозь каучуковое покрытие каналов и пить воду, когда хотелось пить. Теперь они весили сотни тонн, их кормили кормораздаточные машины, за ними следили охраняющие машины, их осматривали автоматические ветеринары. Им давали немного пищи и воды через рот лишь потому, что фермерский опыт показал: они лучше набирали вес и дольше жили, если сохранять хоть какое-то сходство с нормальным существованием.

Тетушка Дорис, которая присматривала за домом, еще не вернулась.

Работница Элеанор, которой Род за год платил больше, чем многие планеты платили всей своей армии, не торопилась возвращаться с рынка.

Два работника, Билл и Хоппер, были где-то снаружи.

И Род в любом случае не хотел с ними беседовать.

Он бы хотел повидать лорда Редлэди, странного инопланетного человека, которого встретил в Саду смерти. Лорд Редлэди выглядел так, словно знал больше, чем знали севстралийцы, словно прибыл из более резкого, жестокого, мудрого общества, чем то, к которому привыкло большинство жителей Старой Северной Австралии.

Но нельзя потребовать себе лорда. Особенно если познакомился с ним на секретном слушании.

Род добрался до границы своего участка.

Дальше лежала Тяжба Хамфри, широкая полоса скудной, запущенной земли. Ребра скелетов давно умерших овец отбрасывали странные тени в свете заходящего солнца. Семья Хамфри сотни лет судилась за этот участок. А он тем временем лежал в запустении, если не считать нескольких санкционированных общественных животных, которых Содружество могло размещать на любой земле, частной или общественной.

Род знал, что до свободы – всего два шага.

Нужно было лишь перешагнуть границу и мысленно крикнуть, обращаясь к людям. Он мог сделать это, хотя и не мог по-настоящему говрить . Сработавшая от телепатии сигнализация приведет к нему стражей с орбиты через семь или восемь минут. Тогда ему останется сказать: «Я отказываюсь от своего права. Я отказываюсь от господства и владения. Я требую содержания от Содружества. Смотрите на меня, люди, пока я повторяю это».

Трижды повторив эти слова, он станет официальным нищим, у которого не будет никаких тревог: ни собраний, ни земли, о которой нужно заботиться, ни бухгалтерских книг, которые нужно вести, – ничего. Он будет бродить по Старой Северной Австралии, браться за любую работу, за которую пожелает, и бросать ее, когда пожелает. Это была хорошая жизнь, свободная жизнь, лучшая, что Содружество могло предложить скотоводам и владельцам, которые проводили долгие столетия, полные забот, ответственности и чести. Это была отличная жизнь…

Вот только ни один Макбан ни разу не выбирал ее, даже кузен. И Род не станет.

Он уныло вернулся в дом. Послушал, как Элеанор болтает с Биллом и Хоппером за ужином – огромным блюдом вареной баранины, картофелем, сваренными вкрутую яйцами, местным пивом из бочки. (Род знал, что на некоторых планетах люди ни разу в жизни не пробовали такой пищи. Они существовали за счет похищенного из уборных картона, пропитанного питательными веществами и витаминами, который дезодорировали, стерилизовали и на следующий день использовали снова.) Он знал, что это хороший ужин, но ему не было до него дела. Как он мог обсуждать почсека с этими людьми? Их лица до сих пор светились от удовольствия, потому что он вышел из Сада смерти с нужной стороны. Они думали, что ему повезло остаться в живых – и еще больше повезло быть самым уважаемым наследником на всей планете. Рок был хорошим местом, пусть и не самым крупным.

Посреди ужина Род вспомнил о даре, который вручил ему солдат-змея. Род положил его на верхнюю полку в стене своей спальни и, увлеченный праздником и визитом Бизли, так и не открыл.

Он заглотил свою порцию и пробормотал:

– Я вернусь.

Бумажник так и лежал в его спальне. Он был очень красивым. Род открыл его.

Внутри был плоский металлический диск.

Билет?

Куда?

Род повертел его в руках. На диске была телепатическая гравировка, и, вероятно, он выкрикивал весь свой маршрут ему в сознание, но Род не мог его слыжать .

Он поднес диск к масляной лампе. Иногда на подобных штуках были старые надписи, которые позволяли получить общее представление о маршруте. В лучшем случае это будет частный орнитоптер на озеро Мензис или автобусный билет до Нью-Мельбурна и обратно. Род заметил отблеск старых букв. Еще один наклон, поворот к свету, и он смог прочесть надпись: «Родина человечества и обратно».

Родина человечества!

Господь милосердный, да это сама Старая Земля!

Но в таком случае , подумал Род, я сбегу от почсека – и до конца моей жизни все мои друзья будут знать, что я сбежал от Пылкого Простака. Я не могу. Я должен как-то одолеть Хьютона Сайма. Его собственным способом. И моим.

Он вернулся за стол, закинул остаток ужина в желудок, словно гранулы овечьей еды, и рано ушел в свою спальню.

Впервые в жизни он плохо спал.

И плохой сон дал ему ответ: Спроси Гамлета.

Гамлет даже не был человеком. Он был говорящей картинкой в пещере – но он был мудр, он был с самой Старой Земли, и у него не было друзей, чтобы разболтать им секреты Рода.

С этой мыслью Род повернулся на своей спальной полке и погрузился в глубокий сон.

Утром тетушка Дорис так и не вернулась, и Род сказал работнице Элеанор:

– Меня весь день не будет. Не ищи меня и не волнуйся обо мне.

– А как же обед, господин и владелец? Вы не можете носиться по ферме на голодный желудок.

– Собери что-нибудь.

– Куда вы собираетесь, господин и владелец, если мне позволено будет спросить? – В ее голосе звучали неприятные пытливые нотки, словно, будучи единственной взрослой женщиной на ферме, она должна была по-прежнему следить за ним, как за ребенком. Ему это не понравилось, но он ответил, не слишком покривив душой: