Сергей Алексеев - Сборник Сокровища Валькирии. Компиляция. Книги 1-7

— Молодец.

— Куда его? — Он опасался теперь класть значок на стол.

Взгляд Арчеладзе остановился на пиджаке, висящем на спинке стула.

— Прикрути в петлицу. И свободен.

«Сиделка» навесил значок со свастикой на пиджак шефа и полюбовался от двери.

— Вы теперь как Кальтенбруннер, — пошутил он. — Вам идёт, товарищ полковник.

— Возвращайся назад, — не принял юмора Арчеладзе. — Пациента следует убедить, что значок рассосался в его кишечнике. Договорись с врачами, пусть сделают рентген через некоторое время, покажут ему снимки. Он должен поверить. Внушите, что золото в организме полезно.

— Есть!

Оставшись один, Арчеладзе ощутил, что та мимолётная грусть прошла и что всё внимание его теперь приковано к значку. Партийной кассой Бормана тем более следовало заниматься вплотную, поскольку Комиссар проявляет к ней интерес. А он, вечно держащий руку на пульсе, знает за что браться: кремлёвское чувство конъюнктуры. Об этом значке шеф наверняка знает, и теперь, когда золото «растворилось» в утробе Зямщица, начнётся ажиотаж. Если зарубежное отделение быстро сработает и подтвердит убеждение Арчеладзе, что значок всплыл из глубин российской земли, то он уже станет убедительным доказательством потрясающей версии: золото НСДАП находится где-то в пределах Северного Урала.

По крайней мере, за два года работы отдела по поиску золота КПСС не было найдено ни одного грамма, не выявлено ни одного перспективного района, и Арчеладзе всё больше склонялся к мысли, пока ещё тайной, что пропавшая часть золотого запаса никуда не исчезала. Не перебрасывалась она в зарубежные банки, не вывозилась для захоронения в бывшие соцстраны и тем более не пряталась на территории России. Золото находится там же, в хранилищах, в железобетонных бункерах, обнесённых противо-подкопными галереями, упакованное в стандартные ящики с войлочной подстилкой по два тридцатикилограммовых слитка. Оно исчезло по бумагам! Контрольно-ревизионная служба выдала ту цифру, которую запросили свыше. Похоже, не один год и не одним человеком готовилась хорошо продуманная операция, государственная тайна посткоммунистической России. Создавалось параллельное прикрытие её в виде фактов ввоза на территорию объектов Третьего спецотдела той же ртути, множества дополнительных упаковочных ящиков. Одним словом, всякому, кто бы взялся разыскивать золотой запас, было за что зацепиться. Эх, если бы удалось расколоть Птицелова! Но его смерть, как и смерть других, причастных к этой тайне, была уже заложена в план создания мифа об утраченной золотой казне. По разумению Арчеладзе миф творился с двумя целями: если СССР распадётся на суверенные республики, которые потребуют свою долю золотого запаса, то получат её, исходя из существующего объёма казны. И вторая цель, не менее важная, — прикинуться бедными, пойти по миру с протянутой рукой, выпрашивая денежки и совершенно не рискуя своим далеко спрятанным и туго набитым кошельком.

Чем больше Арчеладзе думал об этой версии, тем меньше оставалось пыла и азарта искать то, чего не теряли. А вот партийная касса НСДАП действительно исчезла! И вывезти её из Германии, окружённой и гибнущей, было не так-то просто ни в Южную Америку, ни в Африку.

Сокровища третьего рейха безусловно вывезли вместе с Борманом, только не на Запад, а на Восток, в Россию — единственную страну, за железным занавесом которой можно было спрятать что угодно. Другой вопрос: кто и каким образом? Но это уже сейчас не имеет значения, когда перед тобой висит собственный пиджак, украшенный партийным значком НСДАП из партийной казны.

Только бы сработало зарубежное отделение!

Арчеладзе снял пиджак, широким взмахом насадил его на крепкие плечи и посмотрел в зеркало. И лишь в отражении увидел… нет, скорее почувствовал, что значок со свастикой — не золотой.

Это была отлично выполненная подделка, если говорить о внешнем виде. Весом же — в два раза меньше: что-то вроде анодированной меди или бронзы. Арчеладзе ощутил, как у него спекаются губы и напрягается затылок. Он снял трубку внутреннего телефона, чтобы позвонить в лабораторию, однако вовремя остановился: если Воробьёв провёл там литерные мероприятия, значит, подозревает кого-то из экспертов. Полковник тоже не считал их чекистами, ибо в лаборатории работали химики, физики, радиоинженеры, медики и ещё чёрт знает кто, обряженный в погоны. В эту среду можно вживить кого угодно, что Комиссаришка и сделал наверняка. И он же совершил подмену! Только когда? Через кого? О поддельном значке никто не должен знать! Даже самые близкие. Пусть Комиссар — если это его шутка — остаётся в неведении. Никакой реакции не последует. В конце концов, он, Арчеладзе, держал в руках настоящий значок, есть акт экспертизы, и надо продолжать действовать — разве что более интенсивно — и вместе с тем немедленно установить, кто совершил подмену. Нужно вычистить отдел от всех осведомителей и информаторов Комиссара!

Он вызвал по селектору секретаря и приказал немедленно связаться с Воробьёвым. Пока того вызванивали, Арчеладзе стало ещё хуже. Он вдруг подумал, что с каждым днём его версия об «исчезновении» золота становится твёрже. И если она подтвердится хотя бы одним прямым фактом, значит, уже два года полковника вместе с его суперотделом держат за идиота. Значит, всё это продолжение той долгосрочной операции по сотворению мифа. Арчеладзе выполняет роль горчичника, отвлекающего боль всех трёх властей, а с ними четвёртой власти — прессы, которая время от времени сообщает населению, что государством принимаются все меры по розыску утраченной части золотого запаса. Истину же не знает ни одна власть; истина известна лишь ограниченному кругу лиц.

Ему не хотелось даже играть идиота, да дело требовало этого.

Наконец связали с Воробьёвым. Он говорил из автомобиля по радиотелефону, пыхал в трубку, словно только что пробежал стометровку.

— Чем занимаешься? — не выдавая чувств, спросил Арчеладзе.

— Кота ловим!

— Какого кота? Ты мне срочно нужен!

— Не могу, Никанорыч, — борясь с одышкой, заговорил Воробьёв. — Всё шло по маслу… Вошли спокойно… В квартире пусто… Открыли дверь, оттуда выскочил котяра… По лестнице вниз, во двор…

— Понял… Лови кота! Не поймаешь — убью! Зарежу! — тяжёлым шёпотом проговорил Арчеладзе и бросил трубку. Воробьёв прокололся по-глупому. Если бы «клопов» собирались запускать объекту, не сведущему в оперативной деятельности, выпущенный на волю кот из запертой квартиры не вызвал бы особого подозрения. Но Зямщиц мгновенно бы насторожился. И вспорол бы все костюмы, разобрал бы все радиоприборы, а то и обои содрал со стен.

За выпущенного кота Воробьёва можно было смело гнать с работы…