Терри Пратчетт - Мерцание экрана

В моих ушах до сих пор звенит жуткий хохот кучера, когда он повторял раз за разом: «Долго-долго шел я к вам в день веселый Рождества!» Снова и снова он бился головой о стену в такт тому, что я лишь с немалой долей условности могу назвать ритмом фразы.

А затем он принялся стучать каблуками по полу.

«Поздравляем с Рождеством квартиру 27! – прокричал он. – От Тони, Пэт и их детей. Майорку помним все!»

И сразу после : «Пусть сверкает Рождество яркими огнями!» Последнее, по-видимому, оказало на его мозг самое прискорбное воздействие, и я до сих пор задаюсь вопросом: что же узрел бедняга за этими, казалось бы, невинными словами?

Потом он воскликнул: «С Рождеством, от маленького Вилли!» И в этот момент мне пришлось звать на помощь садовника, чтобы совместными усилиями удержать несчастного на месте. Боюсь, в противном случае он бы нанес себе тяжелые травмы.

Как долго они пребывали на той роковой равнине? По-видимому, их занесло в мир вне времени – во всяком случае, в нашем его понимании. В течение долгих дней они искали выход в мир, состоящий из более чем одной плоскости.

И все это время они были не одни.

В том ужасном путешествии их сопровождали и другие люди. А еще чудовища.

Боюсь, в своих блужданиях кучер навсегда лишился рассудка. Ни один разумный человек не выдержал бы того, что довелось повидать им. Там было одно окно, если можно его так назвать, которое выходило в мир песчаной пустыни под ночным небом, где удобно расположились лагерем три мужчины африканской или азиатской наружности. Один из них сносно говорил на латыни, которую оксфордский ученый еще мог разобрать, даже будучи практически пьяным. Кроме того, обнаружив, что мир их превратился в картонный мусор, они поразмыслили и заключили, что имеют дело с неким событием, возможно, астрономического свойства, которое сильно исказило пространство и – кто знает? – даже само время.

К большому огорчению присутствовавших дам, люди из пустыни нашли общий язык с отрядом кучера. Судя по всему, они были хорошо образованны по дикарским меркам, ибо сумели поднять настроение компании своими рассказами и диковинными песнями. Кроме того, они оказались довольно состоятельными, что пришлось весьма кстати, когда разбухший отряд застигнутых ночью путешественников случайно наткнулся на группу пастухов – сирот своего мира – и сумел выкупить у них нескольких овец, коих выросший на ферме кучер без труда заколол и разделал.

Пастухи, будучи убежденными кочевниками, довольно далеко отошли от своего окна и теперь делились рассказами об увиденных ужасных чудесах.

«Поздравляем с Рождеством! Первым в твоей жизни! Пусть судьба благоволит и будет не капризной! Господи! Какой чудовищный бигль!»

О чем еще я осмелюсь написать? Кучер лепетал что-то о четырех гигантских котятах с голубыми бантиками на шеях и о прямоугольнике, внутри которого оказался огромный кекс с цукатами, изюмом и орехами, на долгое время ставший источником пропитания для наших скитальцев. Кроме того, на пути им попалось несколько стаканов размером с дом. Сумев взобраться на один из них – после долгих утомительных упражнений с веревками и ветвью гигантского падуба, – они обнаружили там сладкий херес, в котором оксфордский ученый, к несчастью, утоп.

А на одной из крыш они разглядели ревущего гиганта в красной шубе, бородатого и безумного. Встречались и другие вещи – слишком ужасные, чтобы рассказывать о них в подробностях: например, люди, представлявшие собой не более чем цветные силуэты, или громадная черно-белая карикатурная собака, злобно наблюдавшая за ними с крыши конуры, а также многое другое, о чем даже я, человек науки, стыжусь написать.

Вероятно, в конце концов кучер решил покинуть компанию и вернуться через равнину обратно, полагая, что замерзнуть насмерть среди суровых зимних холмов Уилтшира – это лучшая участь для христианина, чем оставаться жить в том нечестивом мире.

Едва он добрался до врат и из последних сил взобрался по странно сверкающему снегу, за спиной его вновь раздался скрип. Оглянувшись, он увидел, что жуткая прямоугольная щель исчезла. На него немедленно обрушились холодный ветер и снег, но после того ужасного теплого мира коричневой равнины он воспринял перемену погоды как благословение. Его и нашли прямо там – в свежевыпавшем снегу… Ну что ж, за окном уже совсем стемнело. Колядовщики разошлись, и я очень надеюсь, что по своим домам…

Теперь уходит и моя экономка, не забыв, однако, сообщить странные слухи, передававшиеся сегодня из уст в уста. Близ Эйвбери арестован арап, скакавший на верблюде. Жителя Суиндона заклевали до смерти в его же собственном саду, но единственной уликой, обнаруженной в снегу рядом с ним, оказались следы неизвестной огромной птицы. Здесь, в самом Чиппенхеме, один коммивояжер рассказывал, что якобы видел кошку, превосходящую размером слона, которая перепрыгнула через высокую изгородь и умчалась в заснеженные поля. К шее кошки был привязан голубой бант. Господи, что за чудовища проникли в наш мир?

Я вижу собственное отражение в невероятно блестящей серебристой блестке, лежащей на столе. Кучер сжимал этот предмет в руке, когда его обнаружили спасатели. Кто мог разбросать их на снегу и ради какой ужасной цели?

Я открываю шторы и смотрю на оживленную улицу. Местный дилижанс прибыл из Бата и остановился у гостиницы. Вокруг царит суматоха и рождественское веселье. Этот мир неизмеримо далек от печального бреда и невнятных мольб человека, лежащего в моей гостиной. Обнадеживающие картины за окном возвращают меня к реальности. Кто знает, может, он и вправду сошел с ума от холода и все его рассказы о гигантских биглях и летающих санях – не более чем шутки помутившегося разума? Если, конечно, забыть о серебристой блестке…

«Блестки на соломе! Аминь! Желаем наилучшего, мама и папа!»

Я смотрю на падающий снег, на то, как подозрительно он блестит… Мне кажется, я слышу скрип. Да поможет нам Бог, всем до единого!

Этот рассказ появился в 1988 году в первой из трех книг проекта «Драббл», издававшихся бирмингемским фанатским сообществом с целью сбора денег на благотворительность, да и просто ради веселья.

Драббл – это некогда популярный научно-фантастический жанр, подразумевающий написание очень-очень коротеньких рассказов – на сто слов, не больше и не меньше. В таких произведениях каждое слово имеет значение. Как ни странно, но мне это очень понравилось, и я даже сноску умудрился вписать в рамках поставленных условий.