Джон Варли - Убить барби

Лейтенант Анна-Луиза Бах перебралась в свой новый кабинет всего три дня назад, а гора бумаг на столе уже грозила лавиной рухнуть на пол.

Назвать это помещение кабинетом можно было лишь с немалой долей иронии. Тут имелся картотечный шкаф для незавершенных дел, но Бах могла открыть его, только подвергая серьезному риску свою жизнь и конечности. Выдвижные подпружиненные ящики имели дурную привычку неожиданно выскакивать и зажимать ее вместе со стулом в углу. Чтобы добраться до буквы «А», ей приходилось залезать на стул, доступ же к букве «Я» требовал особой процедуры – или усесться на стол, или вытягивать ящик, широко раздвинув ноги.

Зато у кабинета имелась дверь. Правда, открывалась она лишь тогда, когда на стуле перед столом лейтенанта никто не сидел.

Однако жаловаться Бах не собиралась. Ей нравилась эта клетушка. Здесь было в десять раз лучше, чем в дежурке, где она просидела десяток лет локоть к локтю с другими сержантами и капралами.

В приоткрывшейся двери показалась голова Джорге Вейла.

– Привет. Мы тут принимаем ставки на новое дело. Ты сколько поставишь?

– Запиши на меня полмарки, – буркнула Бах, не поднимая головы и продолжая писать отчет. – Ты что, не видишь – я занята.

– А будешь занята еще больше.

Вейл вошел без приглашения и плюхнулся на стул. Бах подняла голову, открыла было рот, но промолчала. У нее имелась власть, чтобы приказать ему убрать ножищи с лотка для завершенных дел, но недоставало опыта эту власть употреблять. Она три года проработала вместе с Джорге. И с какой стати золотая полоска на ее рукаве должна изменить их отношения? Наверное, такими действиями Джорге как раз и намекает, что его не волнует ее повышение – до тех пор, пока она не начала выпендриваться.

Вейл добавил папку на верхушку покосившейся стопы с пометкой «Для немедленного исполнения» и снова откинулся на спинку стула. Бах оценила взглядом высоту стопы, потом взглянула на вмонтированный в стену круглый лючок, ведущий к мусоросжигателю, и задумалась – а не устроить ли ей небольшой несчастный случай? Нужно лишь небрежно задеть стопу папок локтем, и…

– Ты что, даже не собираешься ее открыть? – разочарованно протянул Вейл. – А я ведь не каждый день лично доставляю новое дело.

– Вот и расскажи о нем, раз тебе не терпится.

– Ладно. У нас есть труп, изрядно истыканный ножом. Есть орудие убийства – тот самый нож. Есть тринадцать свидетелей, которые могут описать убийцу, но они нам не очень-то и нужны, потому что убийство произошло перед телекамерой. И у нас есть запись.

– Тогда ты описываешь дело, которое положено раскрыть через три минуты после первого рапорта, причем без помощи человека. Поручи его компьютеру, идиот. – Но она все же подняла голову. У нее появилось скверное предчувствие. – Почему его повесили именно на меня?

– Потому что есть еще одно обстоятельство. Место преступления. Убийство было совершено в колонии барби.

– Боже…

Храм Стандартистской церкви находился на Луне в центре коммуны стандартистов в Энитауне, в северной части моря Кризисов. Добираться туда, как они выяснили, оказалось лучше всего местной линией подземки, проходящей параллельно экспрессной линии, пересекающей все Море Кризисов.

Бах и Вейл вызвали бело-голубую полицейскую капсулу с приоритетным сортировочным кодом и отдались во власть муниципальной транспортной системы Нового Дрездена – «сортировщика пилюль», как ее называли сами новодрезденцы. Их капсулу протащило через районный туннель до главного узла, где компьютер выводил на маршруты тысячи капсул, дожидающихся своей очереди. На большом конвейере, который должен был доставить их к месту ожидания, капсулу подняли захваты – копы называли их «длинная рука закона» – и перенесли ее к началу очереди, прямо к многочисленным входам экспрессной линии и над головами людей, сидящих в других капсулах и мечущих в них неприязненные взгляды. Капсула скользнула в горловину туннеля, и полицейских вжало в спинки кресел.

Через несколько секунд капсула вырвалась из туннеля на равнину Моря Кризисов, разгоняясь в вакууме и держась на магнитной подвеске в нескольких миллиметрах над индукционным рельсом. Бах взглянула вверх на Землю, затем уставилась в окно на проносящийся мимо унылый ландшафт. Она хмурилась и размышляла.

Ей понадобился взгляд на карту, чтобы убедиться: колония барби действительно находится под юрисдикцией Нового Дрездена – и тут явно не обошлось без подтасовок или махинаций. Энитаун располагался километрах в пятидесяти от линии, которую она считала границей Нового Дрездена, но на карте его соединяла с городом пунктирная линия, обозначающая полоску шириной в один метр.

Когда капсула снова вошла в туннель, послышался нарастающий рев – в трубу перед ними нагнетался воздух. Капсулу тряхнуло ударной волной, затем она с хлопками проскочила через несколько герметизирующих шлюзов и оказалась на станции в Энитауне. Двери с шипением раздвинулись, и они выбрались на платформу.

Станция в Энитауне в основном представляла собой погрузочный док и склад – объемистое помещение, забитое расставленными вдоль стен штабелями пластиковых ящиков. Около полусотни человек работали, загружая ящиками грузовые капсулы.

Секунду-другую Бах и Вейл постояли на платформе, не зная, куда идти. Убийство, которое им предстояло расследовать, произошло здесь же, на станции, всего метрах в двадцати от того места, где они сейчас стояли.

– У меня тут мурашки по коже бегают, – признался Вейл.

– У меня тоже.

Бах увидела, что полсотни местных на станции неотличимы друг от друга. Все выглядели женщинами, хотя у них оставались открытыми лишь лица, руки и ноги – остальное скрывали просторные белые комбинезоны-пижамы, прихваченные в талии поясом. Все блондинки, у всех волосы расчесаны на прямой пробор и подрезаны чуть повыше плеч. У всех голубые глаза, высокие лбы, короткие носы и маленькие рты.